Джулия прерывается. Она отступает на несколько шагов назад и, положив руки на пояс, разглядывает свою работу.
«Не то!» наконец стонет она и оглядывается через плечо на меня. Я стараюсь всем своим видом выразить одобрение.
«Не то!» наконец стонет она и оглядывается через плечо на меня. Я стараюсь всем своим видом выразить одобрение.
Джулия начинает было комкать листок, но потом передумывает. Вместо этого она просовывает его в мою клетку через дырку в стекле. «Вот, бери, говорит она. Подлинник кисти Джулии. Однажды он будет стоить миллионы».
Я осторожно поднимаю бумагу и не откусываю от нее ни кусочка.
«Ой, я почти совсем забыла».
Джулия бежит к рюкзаку и вытаскивает оттуда три пластмассовые баночки желтую, голубую и красную.
Она открывает их, и я чувствую странный и сильный несъедобный запах. Джулия по очереди проталкивает баночки через дырку в стекле. Потом просовывает еще немного бумаги.
«Это называется пальчиковые краски, говорит она. Мне их подарила моя тетя, но я правда уже слишком большая, чтобы рисовать пальцами».
Я окунаю палец в красную баночку. Эта краска такая же густая, как грязь. Она прохладная и гладкая, как мякоть банана. Я засовываю палец в рот. Это, конечно, не спелое манго, но тоже неплохо.
Джулия смеется: «Это не едят, этим рисуют! Она хватает лист бумаги и прижимает к нему свой палец. Видишь? Вот так».
Я опускаю свой палец на бумагу. Поднимаю его и на листе остается красное пятно.
Я набираю больше краски и шлепаю по бумаге всей ладонью. Когда я поднимаю ладонь над листом, на нем остается ее красный двойник.
Это совсем не похоже на те призрачные отпечатки, что остаются у меня на стекле после посетителей.
Этот отпечаток так просто не сотрешь.
кошмарный сон
Ночью я не сплю, а просто лежу, сщипывая с пальцев высохшую краску. Боб, который случайно забрел на одну из моих картин, лижет свои красные лапы.
Время от времени я поглядываю на опустевшую арену. Коготь-палка поблескивает в лунном свете.
«Нет! Не надо!»
Я подскакиваю от внезапно раздающихся отчаянных воплей Руби.
«Руби, зову я ее, тебе снится кошмар. Все хорошо. Ты в безопасности».
«Где Стелла? спрашивает она, испуганно глотая воздух. Но прежде, чем я успеваю ответить, говорит: Не надо, я вспомнила».
«Иди спи дальше, Руби, говорю я, у тебя был тяжелый день».
«Я не смогу заснуть, отвечает Руби, я боюсь, что мне опять приснится этот сон Острая палка, и от нее очень больно»
Я гляжу на Боба, он на меня.
«Ой, говорит Руби, Ой Мак Она просовывает хобот через прутья. Как ты думаешь Она колеблется. Как ты думаешь, Мак злится на меня за то, что я его ударила?»
Я мог бы попробовать соврать, но гориллы бездарные лжецы. «Возможно», отвечаю наконец.
«Он после этого убежал», говорит Руби.
Боб издает презрительный смешок: «Скорее уполз».
Мы некоторое время молчим. Ветки скребут по крыше. Стучит слабый дождь. Один из попугаев бормочет что-то во сне.
Руби нарушает молчание: «Айван, чем это так странно пахнет?» «Он просто не удержался», говорит Боб.
«Я думаю, это она про те пальчиковые краски, что мне дала Джулия», говорю я.
«А что такое пальчиковые краски?» спрашивает Руби.
«Ими рисуют картины», объясняю я.
«А ты можешь нарисовать меня?»
«Однажды, может, и смогу». И тут я вспоминаю про рисунок Джулии тот, что со временем будет стоить миллионы. Я поднимаю его к стеклу: Смотри, это ты. Джулия нарисовала».
«Мне плохо видно, говорит Руби, света слишком мало. А почему у меня два хобота?»
Я смотрю на рисунок: «Это ноги».
«А почему у меня две ноги?»
«Это называется художественное допущение», говорит Боб.
Руби вздыхает. «А ты не можешь рассказать еще одну историю? просит она. Мне кажется, я теперь уже никогда не засну».
«Я уже рассказал тебе все, что помнил», говорю я, беспомощно пожав плечами.
«Тогда расскажи новую историю, говорит она. Придумай что-нибудь».
Я пробую, но мои мысли то и дело возвращаются к Маку и коготь-палке.
«Придумал?» спрашивает Руби.
«Еще придумываю».
«Айван? Руби пытливо смотрит на меня. Боб сказал, что ты меня вызволишь».
«Я я запинаюсь я, пытаясь найти верные слова, я тоже еще только придумываю, как это сделать».
«Айван? Голос Руби становится настолько низким, что я едва ее слышу. У меня есть еще один вопрос».
Уже по одному тому, как она спрашивает, я понимаю, что отвечать на этот вопрос мне не захочется.
Руби постукивает хоботом по ржавым прутьям своей двери. «Как ты думаешь, спрашивает она, я тоже однажды умру здесь, в своих владениях, как тетя Стелла?»
Мне снова хочется соврать, но при взгляде на Руби уже готовые слова умирают не родившись. «Нет, если я смогу хоть что-то сделать», говорю я вместо этого.
Чувствую, как что-то сжимается в моей груди, что-то темное и горячее. «И никакие это не владения», добавляю я.
Потом медлю немного, но все же говорю: «Это клетка».
история
Я смотрю на арену, покрытую свежими опилками. На прозрачный потолок, на полумесяц.
«Я только что придумал историю», говорю я.
«Это настоящая история или придуманная?» спрашивает Руби.
«Настоящая, говорю я, надеюсь, что настоящая».
Руби прислоняется к прутьям. Луна в ее черных глазах отражается так же ясно, как звезды в неподвижной воде пруда.