Чтобы сфотографироваться со мной, люди начали приезжать в наш торговый центр из самых дальних окрестных уголков. Кто-то из них привез мне кубики и игрушечную гитару. Они постоянно брали меня к себе на колени, а однажды даже уложили младенца на колени мне самому.
Девочка была маленькая и скользкая. На ее губках были пузыри. Она сжала мои пальцы своими. Ее попка была толстой из-за подгузника, а ножки кривыми, словно веточки.
Я сделал гримасу. Она тоже сделала гримасу. Я заворчал. Она тоже заворчала.
Я очень боялся уронить ее и поэтому сжал покрепче, но тут мама малышки поскорее выхватила ее у меня.
Интересно, а моя мама когда-нибудь опасалась меня уронить? Мы всегда держались за нее очень крепко это легко, когда твоя мама с ног до головы покрыта шерстью.
Дети у людей очень некрасивы, но их глаза похожи на глаза маленьких горилл.
Слишком велики для их маленьких лиц, для всего окружающего их мира.
кровати
Однажды днем, после многих недель громких споров, Хелен собрала свои сумки, громко хлопнула входной дверью и уже не вернулась.
Я не знаю, почему так случилось. Я никогда не понимал людей.
Той ночью я спал вместе с Маком на его кровати.
Мои прежние спальные гнезда были сплетены из листьев с прутьями и по форме напоминали ванну Мака такие зеленые прохладные коконы.
Кровать Мака так же, как и моя человеческая, была плоской, жаркой, без прутьев с листьями внутри и звезд над ней снаружи.
А еще во сне Мак издавал звук, очень похожий на тот рокот, что поднимался у моего отца в спокойные минуты из самой середины живота.
мой дом
Мак становился все угрюмей, а я все больше. Я стал таким, каким и должен был стать, слишком крупным, чтобы сидеть на стульях, слишком сильным, чтобы обниматься с людьми, слишком большим для того, чтобы жить жизнью человека.
Я старался быть спокойным, передвигаться аккуратно, есть с изяществом. Вот только научиться людским премудростям очень непросто, особенно если сам ты не человек.
Когда я увидел свои новые владения, то испытал восторг да и могло ли быть иначе? Здесь не было мебели, которую я мог случайно сломать. Не было стекол, которые я мог разбить. Не было унитазов, куда я мог случайно уронить ключи Мака.
Зато здесь были качели.
В свой новый дом я вошел с радостным облегчением.
Тогда я почему-то еще не понимал, как много времени мне здесь придется провести.
И вот теперь я пью пепси-колу, ем вялые яблоки и пересматриваю по телевизору старые передачи.
Но случаются такие дни и очень часто, когда я вдруг перестаю понимать, кто я и что. Я человек? Или горилла?
Люди придумали невероятно много слов гораздо больше, чем им на самом деле нужно.
Вот только для такого, как я, нужного названия у них нет.
девять тысяч восемьсот семьдесят шесть дней
Руби наконец-то заснула. Я вижу, как поднимаются и опускаются ее бока. Боб тоже посапывает.
А мое воображение и не думает успокаиваться. Впервые за всю свою жизнь я начал вспоминать.
История моя, надо признать, не лучший предмет для воспоминаний. У нее весьма странный рисунок оборванное начало и лишенная конца середина.
Я начинаю считать дни, проведенные с людьми. Гориллы умеют считать не хуже, чем все остальные, разве что умение это не слишком-то нужно им в жизни на воле.
Я очень многое позабыл, но при этом точно знаю, сколько дней я провел в своих владениях.
Я беру один из волшебных маркеров, что принесла мне Джулия, и рисую на стене с нарисованными джунглями маленький крестик.
Потом делаю еще один и еще. Я ставлю по крестику за каждый прожитый среди людей день моей жизни.
Крестики у меня получаются такие:
Я продолжаю отмечать день за днем почти всю ночь напролет, и, когда наконец заканчиваю, моя стена приобретает вот такой вид:
и так далее девять тысяч восемьсот семьдесят шесть крестиков, семенящих по моей стене, как толпа собравшихся на парад уродливых букашек.
визит
Уже под утро раздается шум шагов. Это Мак. От него чем-то резко пахнет. Его качает.
Он останавливается у моих владений. Его глаза покраснели. Он смотрит из окна на пустую парковку.
«Айван, дружище, бормочет он, Айван Потом прижимается лбом к стеклу. Мы через многое прошли вместе, ты и я».
новое начало
Мы не видим Мака целых два дня. Когда он возвращается, то о Стелле больше уже не вспоминает.
Мак говорит, что очень хочет научить Руби кое-каким трюкам. Что рекламный щит привлекает сюда множество посетителей. Что настало время для нового начала.
Весь день и даже часть вечера Мак занимается с Руби. Ее ноги охвачены веревкой, так чтобы она не могла бегать. Тяжелая цепь свисает с шеи. Мак показывает Руби мяч Стеллы, ее тумбу, Сникерса.
Когда Руби слушается Мака, он дает ей кубик сахара и кусочек сушеного яблока. Когда она сопротивляется, он кричит и топает ногой по опилкам.
Мак все еще дрессирует Руби, когда приходят Джордж с Джулией. Джулия усаживается на скамейку и глядит. Она чуть-чуть рисует, но бо́льшую часть времени не сводит глаз с Руби.
Боб тоже наблюдает. Он прячется в углу моих владений, под Не-Салки. На улице идет дождь, а Боб не любит мочить лапы.
Руби с трудом бредет за Маком, ее голова поникла. Они в бессчетный раз обходят арену по кругу. Время от времени Мак шлепает ладонью Руби по боку.