Заткнись, резко прервал Докучаев и пружинисто поднялся. Отойдем, повернулся он к Смерти. Поговорить надо.
Смерть поднялась вслед. Докучаев был ей по плечо. Отмахивая рукой, он решительно пошагал к лесу. Метрах в двадцати от костра остановился. Смерть обогнула Докучаева, развернулась к нему лицом.
Дело сделать позволишь? глухо спросил Докучаев.
Смерть помялась, переступила с ноги на ногу, балахон черной тенью мотнулся в мертвенном свете ущербной луны.
Как получится, тихо сказала Смерть. Мне неведомо, как оно выйдет.
Неведомо? удивился Докучаев. Даже тебе?
Смерть кивнула.
По-разному бывает, уклончиво ответила она.
Позволь, а? Твердый до сих пор голос Докучаева стал просительным, едва не умоляющим. Подорвем рельсы, и всё, и сразу заберешь, а? Пожалуйста, прошу тебя. Договорились?
Смерть молчала. Вместе с ней молчал и Докучаев, ждал.
Я постараюсь, едва слышно сказала наконец Смерть. Постараюсь потянуть.
У Докучаева, мужика жизнью битого, крученого, с младенчества не плакавшего, на глаза внезапно навернулись слезы.
Спасибо, выдохнул он и поклонился в пояс, как давеча Лабань. Спасибо тебе.
К костру вернулся хмурый, сосредоточенный. Уселся на прежнее место, оглянулся Смерти видно не было.
О чем базар был, начальник? Бабич по-прежнему прижимал к себе Янку.
Командир, механически поправил Докучаев. Начальники в кабинетах сидят. Ты он осекся, закашлялся одергивать бывшего уголовника в сложившейся ситуации было, по крайней мере, нелепо. Договорились мы, обвел глазами группу Докучаев.
О чем? быстро спросил Миронов. Она от нас отстанет?
Докучаев хмыкнул, потянулся к костру, выудил из золы картофелину.
Отстанет, сказал он угрюмо. Как завтра дело сделаем, так и отстанет.
Расправились с нехитрыми припасами быстро, в полчаса. Ели молча, Докучаев цыкнул на Бабича, принявшегося было травить тюремную байку, и тот осекся, притих. Залили костер тоже молча, без слов.
Докучаев хмыкнул, потянулся к костру, выудил из золы картофелину.
Отстанет, сказал он угрюмо. Как завтра дело сделаем, так и отстанет.
Расправились с нехитрыми припасами быстро, в полчаса. Ели молча, Докучаев цыкнул на Бабича, принявшегося было травить тюремную байку, и тот осекся, притих. Залили костер тоже молча, без слов.
Каплан в охранение, приказал Докучаев. Остальным спать.
Не надо в охранение, произнес бесцветный мертвенный голос за спиной. Спите все, я покараулю.
Ты? Докучаев обернулся, Смерть стояла в пяти шагах, привычно переминалась с ноги на ногу. Ах да, Докучаев смахнул со лба пот. Тебе же спать не надо. Неважно. Каплан, выдвинешься к лесу. Бабич тебя сменит, потом старик, за ним я.
Смерть отступила на шаг, другой, растворилась в темноте. Докучаев развязал рюкзак, извлек плащ-палатку, августовские ночи в могилевских лесах были холодные. Расстелил, стал укладываться.
Миронов неслышно подошел, присел на корточки.
Командир, шепнул он. Давай-ка поговорим.
Был Миронов старшим сержантом, кадровым, служил до войны в НКВД. Подрывному делу учился у самого Старинова. К партизанам забросили его и еще четырех минеров месяц назад, в июле, они и принесли с собой новое понятие «рельсовая война». Красная Армия готовилась к наступлению по всему фронту, и дезорганизация железнодорожного движения в тылу становилась задачей важнейшей, первоочередной. В деле Миронов еще не был, но из пяти подрывников Докучаев без колебаний выбрал его. Плечистый, с ладной фигурой спортсмена и загорелым, волевым, откровенно красивым лицом, Миронов выглядел человеком надежным.
Миронов и место операции по карте выбрал двухкилометровый спуск на участке пути Могилев Жлобин. Спуск заканчивался железнодорожным мостом, который наверняка охранялся, так что мины следовало закладывать ночью и на расстоянии. Подорванный на уклоне и слетевший под откос поезд наверняка означал длительное прекращение движения на всем участке.
Слушаю тебя, Павел, по имени обратился Докучаев.
Возвращаться надо.
Что? Докучаев опешил. Ты чего, куда возвращаться?
Обратно, в лагерь.
Сдурел?
Да нет, не сдурел, сказал Миронов жестко. Я в старушечьи байки не верю. Точнее, не верил до сегодняшнего дня. А оно вот как, оказывается. На верную смерть я не пойду.
Докучаев помолчал, приподнялся, опершись на локоть, затем сел.
Не пойдешь, значит? переспросил он спокойно.
Не пойду. И вам не советую.
Докучаев вскинулся, ухватил подрывника за ворот, свободной рукой рванул из кобуры ТТ, с маху упер Миронову под кадык.
Не пойдешь шлепну, пообещал он. Понял, нет?
У Миронова вновь лязгнули зубы, как тогда, при виде ссутулившейся у костра Смерти. Он судорожно закивал.
Понял, выдохнул подрывник. Прости, бес попутал.
Докучаев ослабил хватку, прибрал оружие в кобуру, затем отпустил Миронова.
Хорошо, что понял, сказал Докучаев миролюбиво. Иди, спи. И это не вздумай чего натворить, миролюбие в голосе сменилось решительностью. Я за тобой присмотрю. Чуть чего шлепну на раз, не думая.
Левка Каплан сидел, привалившись спиной к сосновому стволу и выложив винтовочное цевье на колени. Смерть умостилась напротив, полы черного балахона разметались по земле.