Твой отец просто урод, сердито сказал Ярослав.
Я подняла голову и слабо улыбнулась.
Не думай, что я жила совсем уж ужасно. У меня были деньги. Вернее так у меня были только они. Сейчас я понимаю, что таким образом отец откупался от меня. Меня не били, не запирали в чулане и даже не эксплуатировали как служанку. Я неправильная Золушка, у которой не было любви и свободы. А крестная фея оказалась
Злой волшебницей? спросил Яр.
Нет, обычной женщиной, падкой на деньги, вспоминать Матильду было больно. Она говорила, что была подругой моей матери, что крестила меня. Возила на ее могилу, рассказывала, какой она была. Помогала мне. А потом я узнала, что она действовала по указке отца, который контролировал меня. Я так доверчиво и широко распахнула перед ней свою душу, не замечая, что она раз за разом плюет в нее. Из-за этого появилось ощущение грязи внутри. Да еще и Алена я рассказала Яру о подруге коротко, без эмоций, хотя в какой-то момент к горлу подкатил ком.
Почему ты не плачешь? вдруг задал странный вопрос Ярослав, держа меня за предплечье и глядя в глаза. Настя, почему ты никогда не плачешь?
А должна? спросила я, и он погладил меня по щеке медленно и осторожно, так, что внутри все замерло. В какие-то мгновения этот парень становился таким нежным, что я переставала думать обо всем на свете, кроме него.
И когда это началось? Когда меня стало тянуть к нему со столь непонятной силой?
Всегда.
Это был неожиданный ответ, сам собой появившийся в моей голове.
Когда людям больно, они плачут, и это нормально, ласково и совершенно по-взрослому сказал Яр. Это не проявление слабости, поверь. Это проявление эмоций, которые ты привыкла загонять внутрь. И в этом нет ничего плохого.
Я никогда не плачу, отозвалась я и, не выдержав, коснулась губами его теплой щеки. Знаешь почему?
Почему же?
Потому что им это нравилось.
Детские обиды на родителей есть у всех. Абсолютно у всех без исключений.
Кого-то обманывали, обещая купить игрушки и сладости.
Кому-то уделяли меньше внимания, чем братику или сестренке.
Кого-то постоянно ругали и наказывали за любую провинность.
А меня ненавидели.
Когда я была совсем маленькой и многого не понимала, мне казалось, что Рита моя мама. И я очень хотела заработать похвалу не только от отца, но и от нее. Я пыталась привлечь ее внимание, стараясь быть хорошей девочкой. Тогда мне казалось, что если я буду лучше Олеси и Яны, в которых она души не чаяла, то она меня полюбит. Но мачеха всегда отталкивала меня и, наверное, сейчас я даже смогу понять почему. Но тогда я совсем ничего не понимала и думала, что я ужасный ребенок, что хуже сестер и что вообще хуже всех остальных. Раз за разом мне говорили, что плакать это плохо, и я, стараясь стать хоть чуть-чуть хорошей, не плакала. Даже когда мне ставили уколы, делали прививки и брали кровь, я жмурилась, но не позволяла себе плакать, за что меня всегда хвалили медсестры.
Заплакала я только один раз. Дело было под Новый год. Утром тридцать первого декабря под елкой мои сестры нашли большие коробки с подарками, а я не нашла. То ли мачеха забыла про меня, то ли не хотела делать приятное не знаю, но на праздник я ничего не получила. Глядя, как счастливые Яна и Олеся достают из коробок сладости и красивых кукол, я разревелась так сильно мне хотелось подарок. Боже, мне было четыре года, я всею душой верила в Деда Мороза, и мне было очень обидно остаться без подарка в такой день! Пахло мандаринами и хвоей, по телевизору шел новогодний выпуск «Ну, погоди!», а мне не дали подарка.
Я разревелась прямо в гостиной у огромной, под самый потолок елки. По щекам катились горячие слезы, текли по шее, попадали за шиворот, а я не могла остановиться. Сестры смеялись им нравилось, что я хуже них. Думаю, это не их вина они не знали, что это плохо, и для них тот факт, что мерзкая Настя ничего не получила, а теперь ревет, был смешным. Они вытаскивали конфеты и махали ими у меня перед носом, весело крича, что у меня ничего нет, а значит, я плохо себя вела весь год.
Я ревела долго, пока не пришли взрослые отец с Ритой и дядя Тим с Ириной. У мачехи на лице была нехорошая улыбочка она прекрасно понимала, в чем дело. А отец не понял и устало попросил ее меня успокоить.
«У меня и без ее криков болит голова», сказал он тогда, не глядя на меня.
«На это у нее есть няня», ответила мачеха.
«У нее выходной, ты же прекрасно знаешь. Сделай что-нибудь».
«Это твоя дочь, ты и делай».
«Хотите, ее успокою я?» весело спросила Ирина она была очень молодой, но именно ее я сторонилась больше всего, а потому, стоило тете подойти ко мне, как я рванула вверх по лестнице и, разумеется, упала, больно ударив ногу. Сестры стали смеяться это им показалось потешным. Рита тоже хмыкнула, а Ирина громко сообщила:
«Жалко, видеокамеры с собой не оказалось я бы это сняла! Такая смешная, когда плачет!»
Я убежала в свою комнату и залезла под одеяло, где долго плакала, обняв плюшевого медведя, а после заснула.
Вечером кто-то оставил около моей кровати большой пакет, в котором я нашла красивую куклу-принцессу с целым гардеробом и сладкий подарок.