Скорее всего, отец выяснил, что мачеха ничего мне не подарила, и заставил ее купить куклу и мне. А может быть, она сама решила сделать это.
С тех пор я перестала плакать сначала при других людях, а потом и вовсе забыла, что такое слезы.
Это было слишком давно, чтобы помнить каждую деталь, но я помнила. Помнила и запах мандаринов, и блеск елочных игрушек, и цвет глаз поДарённой куклы, и каждое ее платье, и смех, ставший аккомпанементом моей боли.
Я никогда и никому не рассказывала об этом, а Ярославу рассказала как на духу. Он внимательно слушал и изредка касался моих волос.
Ты больше не та маленькая девочка, Настя, сказал он мне с теплой улыбкой, от которой хотелось таять. Ты взрослая и сильная. И теперь ты можешь плакать, не боясь, что кто-то будет смеяться над тобой. Да, знаю, это всего лишь слова, но я правда хочу, чтобы ты перестала держать свои эмоции глубоко в себе. Так нельзя. Так нельзя прожить всю жизнь, понимаешь? Слезы это только симптом твоей внутренней боли. Но ты должна отпустить эту боль, не забивать себя ею изо дня в день. Однажды в тебе не останется места для боли, и ты просто взорвешься, как звезда. Вспыхнешь, как сверхновая. Только знаешь, почему звезды взрываются? Потому что они умирают. А я хочу, чтобы ты светила долго. Насть, мир не такой, как твоя семья, кончики его пальцев скользнули по моему лицу от уголков губ к скулам, от скул к вискам, завели за ухо прядь волос, дотронулись до лба. Глупо бросаться из крайности в крайность. Да, все мы те, кто тебя любит знаем, что ты сильная, но если ты будешь плакать, мы не будем думать, что ты смешная или какая-то не такая. Мы примем тебя любой, с любыми эмоциями, с любыми ошибками, понимаешь? Кажется, я постепенно превращаюсь в психоаналитика, добавил Ярослав.
Я улыбнулась. Его слова подарили моему замерзшему сердцу немного тепла. И хоть он не успокаивал меня, не жалел, не уверял, что все будет хорошо, мне стало легче.
Обещаю, что если буду плакать, то позвоню тебе, чтобы ты услышал. Кстати, ты что-то сказал про любовь?
Это было обобщение, отозвался он с невозмутимым видом, хотя я заметила, как на мгновение он отвел глаза. Когда я был мелким, Дашка постоянно смеялась, когда я плакал. Все пыталась воспитать из меня «настоящего мужчину», с нежностью добавил он.
Я думаю, в итоге ее желание сбылось, отозвалась я.
Я настоящий мужчина? искристо рассмеялся он.
Думаю, да. У тебя есть все необходимые половые признаки, чтобы называть тебя именно так, кивнула я.
Все изучила, когда была в моем теле, сощурился Ярослав. Впрочем, в его голосе не было злости.
Я только плечами пожала.
Я слишком долго была в твоем теле, мне пришлось сделать это. И я до сих пор с содроганием вспоминаю утро. А твоя фраза про встающее солнышко не выходит у меня из головы.
Яр хмыкнул.
Такова суровая мужская жизнь, Настенька. А я до сих пор помню твои угрозы.
Какие именно?
Ага, признаешь, что в мою сторону у тебя было много угроз! обрадовался Зарецкий. Лучше всего я помню твои угрозы про тампоны. Искренне надеюсь, что если я снова окажусь в твоем теле, то угроза тех самых дней меня минует. Я не выдержу. Серьезно.
Ты смирился с тем, что однажды мы снова поменяемся телами?
Они же все еще на нас, поднял руку с кольцом Яр. Я готов ко всему. Но если честно, лучше очутиться в твоем теле, чем в чужом. Например, в теле твоего рогатого дядюшки. Кстати, теперь ты можешь не стесняться меня, раздеваться при мне и все такое. Я ведь уже все видел.
Это так не работает, Яр, отозвалась я. У него это получилось переключить меня с воспоминаний на совершенно другую тему. И я была благодарна ему за это.
Жалко, печально вздохнул он. Но я попробовал. Мне надоело сидеть, пойдем в кровать.
Звучит так себе, если честно.
Просто полежим, хмыкнул Зарецкий, вставая и беря меня за руку. Я устал. Но не переживай, как настоящий мужчина я тебя не трону. Да и что там трогать? в сторону спросил он.
В смысле? нахмурилась я. У меня есть, что трогать.
В смысле? нахмурилась я. У меня есть, что трогать.
Это предложение? Да ты развратная женщина, усмехнулся Ярослав и потянул меня за собой. Мы упали на кровать и просто лежали в обнимку, разговаривая о всяких глупостях, будто и не было в нашей жизни никакой магии и ненормальных волшебников, стремящихся заточить нас в зазеркалье. Об этом мы будем говорить завтра. Это было наше обоюдное молчаливое решение. Мы должны были отвлечься, чтобы не сойти с ума.
Кстати, откуда у меня на бедрах такие синяки? спросила я.
Ярослав потупил взгляд.
Тренировался.
Не поняла, нахмурилась я. Что ты там тренировал?
Твое тело очень хлипкое. Дунь, плюнь и развалится. Я отрабатывал удары. По мне, может быть, не видно, но я борьбой занимался. И хотел научить твое тельце быть сильным и ловким.
Научил?
Нет, нехотя признался он и добавил гордо: Но ты заметила, что я качал пресс, делал планку и даже почти научил тебя отжиматься?
Я заметила, что ты ел ведрами, отозвалась я.
Да ладно тебе, Мельникова, улыбнулся Яр. Кстати, а почему у меня побрита одна нога от щиколотки до колена? Да еще так неравномерно.