Но тут в зале опять поднялся гвалт.
Пойди глянь, что этот придурок выкинул на этот раз, сказал Аарон.
Я боюсь.
Теперь кинотеатр буквально содрогался от шквала эмоций. Сидеть в баре стало как-то неуютно, и мы побежали в зал.
Всего у него там двадцать четыре бобины, так? сказал я, бросив недобрый взгляд на окошко аппаратной. Аарон, ты хорошо считаешь? Прикинь, сколько возможно комбинаций подбора этих чертовых катушек? Допустим, девятая вместо пятой. Одиннадцатая вместо шестнадцатой. Восьмая вместо двадцатой. Тринадцатая вместо
Хватит! простонал Аарон и схватился за голову.
Мы принялись нарезать круги вокруг квартала, и я бы никак не назвал это прогулкой. Скорее, это были нервные пробежки. Мы сделали кругов шесть и с каждым разом вопли и свист в зале становились все громче, пока не переросли в один сплошной рев.
Господи, кажется, они ломают под собой сиденья
Да нет, не может быть.
А если они решили сами свергнуть себя с престола? И уничтожить свой род до десятого колена!
Кто кинокритики? Ты думаешь, у них есть понятие о родовой чести? Не смеши меня. Там в ходу совсем другие ценности, эполеты, ленточки в петлице Пять раз в неделю тренажерный зал. По выходным пойти попускать кораблики. Военные модели, конечно А ты уничтожить свой род Вот переломать коллегам кости в области запястья другое дело.
В это время публика в зале подняла такой шум и свист, что, казалось, еще минута и полуночный дракон разнесет к чертям этот памятник калифорнийской архитектуры вместе с храмом киноискусства.
Я приоткрыл дверь проверить, что происходит на экране. И тут же закрыл обратно.
Теперь девятнадцатая вместо десятой.
В это мгновенье из кинотеатра выбежал хозяин белый, как японская лилия. По щекам его текли слезы. Похоже, он окончательно слетел с катушек.
Что вы наделали! Вы видели, что там творится? визжал он. Мошенники! Ублюдки! Тунеядцы! Вы уничтожили мой театр! «Самурая Джо Самасуку» больше нет!
При этом он пытался броситься на меня так, что мне приходилось уворачиваться.
Что вы наделали! Вы видели, что там творится? визжал он. Мошенники! Ублюдки! Тунеядцы! Вы уничтожили мой театр! «Самурая Джо Самасуку» больше нет!
При этом он пытался броситься на меня так, что мне приходилось уворачиваться.
Ну, будет тебе, Джо, пытался успокоить его я. Не надо говорить заранее
Между тем музыка все нарастала. Казалось, что публика надувает ее, как шар, с каждым новым вздохом. И что вот-вот разразится взрыв, в результате которого материя отделится от сознания, как мясо от костей
Джо Самасуку вдруг застыл, как будто в него попала пуля. Потом сунул мне в руку какой-то ключ и со словами: «Вызовешь полицию, пригласишь уборщиков, запрешь двери, если будет, что запирать, мне не звони позвоню сам!» в ту же секунду испарился.
Мы уже готовы были броситься за ним в погоню, чтобы не дать ему улизнуть со двора и затеряться в трущобах. Но в этот момент раздались пронзительные звуки финала, в которых я узнал фигурную нарезку из произведений Берлиоза, щедро украшенную литаврами, позаимствованными у Бетховена
После этого повисла гробовая тишина.
Мы с Аароном в ужасе уставились на плотно запертые двери.
Всего через несколько секунд они со стуком распахнулись, и оттуда с дикими воплями вырвалась наружу совершенно обезумевшая толпа. А еще через секунду мы осознали, что этот огромный копошащийся зверь, состоящий из множества глаз, множества рук и множества ног в туфлях, движется прямо на нас.
Черт, умирать-то как не хочется вздохнул Аарон.
Думать надо было, прежде чем лезть в эту задницу, сказал я.
Зверь остановился, словно принюхиваясь. И мы посмотрели ему в глаза. А он нам.
Это они! истошно заорал кто-то в толпе. Продюсер и постановщик!
Прощай, Аарон, сказал я.
С богом, сказал Аарон.
Тысячеголовый зверь с утробным рычанием набросился на нас и вдруг поднял нас на руки и принялся качать. В следующую секунду мы буквально утонули в море ликования и восторга все вокруг пели, веселились, хлопали нас по плечу. Нас трижды обнесли по внутреннему дворику, потом вытащили на улицу, потом втащили обратно
Смотри, Аарон!
Вглядевшись в бурлящее под нами море блаженных улыбок, я обнаружил там довольного как никогда обозревателя «Manchester Guardian». Потом критика из «Greenwich Village Avanti», в обычной жизни известного как злобный тип, страдающий диспепсией. Неподалеку от них резвились в экстазе второразрядные обозреватели из «Saturday Review», «The Nation» и «The New Republic». А от самых дальних берегов приветственно махали радостные представители всяких там «Partisan Review», «Sight and Sound», «Cinema» и черт его знает чего еще.
Это невероятно! выкрикивали они. Потрясающе! Это даже круче, чем «Хиросима, любовь моя»![17] И в десять раз круче, чем «Прошлым летом в Мариенбаде»![18] И уж точно в сто раз круче «Алчности»![19] Гениально! Классика! Фильм-шедевр! Хваленый «Гигант» Стивенса[20] по сравнению с ним просто жалкий карлик! К нам пришла новая американская волна! Расскажите, как вам это удалось?
Что нам удалось? крикнул я Аарону, глядя, как его заносят на четвертый круг.
Закрой рот, а не то вылетишь из седла! отозвался Аарон, проплывая мимо по волнам бескрайнего океана человеколюбия.