Проходи, не задерживайся!
Осторожней, вы! Не скот гоните! возмутилась она.
Но-о, разговорчики, в карцер захотела? взвился конвоир.
Карцер это плохо, даже на Лубянке, прошептала за ее спиной космополитка Соболь.
И Надя замолкла, а кому охота в карцер? Другой охранник чином постарше, с двумя звездочками на погоне, видимо, начальник конвоя, с пачкой формуляров в руке, открыл тяжелую дверь-решетку.
Сколько вас тут? спросил он обитателей клетки.
Полно нас, пять, пять, закричали из темноты.
Где пять? Четверо вас, посчитал он. И к Наде: Фамилия? Имя, отчество? Год рождения? Статья? Срок? Проходи!
Вместо верхних полок сплошные доски, свободным оказалось место в середине. К огорчению, Муха и Соболь попали в другое купе. Две женщины, похоже, что блатнячки уже заняли места к стенкам. Одна из них, худая, с большим, крючковатым носом, покосилась на Надю, услыхав ее статью. Надя, тут же, про себя окрестила ее «Носатая». Другая, помоложе и даже хорошенькая, приняла ее за свою и заговорщически подмигнула:
Ничтяк, корешок, здесь теплее! и объяснила, как нужно поставить ногу на край нижней полки, затем другую на ячейку решетки и тогда легко вспрыгнуть наверх, где можно только сидеть, упираясь головой в потолок, или лежать.
Помнилось Наде, состав не отправляли около суток.
Помнилось Наде, состав не отправляли около суток.
Пока всех не разведут по вагонам, да раз двадцать не пересчитают, не тронемся, подала голос из своего угла Носатая.
Да, этап большой, Надя повернулась к ней с намерением поддержать добрососедские отношения.
Ха! Большой! Разве это большой? охотно откликнулась Носатая. Когда я первый срок тянула, нас в Казахстан отправляли, так это был этап! Одних политиканов больше тысячи!
Батюшки! Куда же их? спросила Надя, вспомнив симпатичную космополитку Соболь.
Куда куда? Известно. Караганда, Джезказган, Экибастуз все шахты. Срока у них будь-будь. С врагами народа не якшаются.
Надя задумалась: «Она сказала: «с врагами народа», что ж это я жила на свете, а с врагами не встречалась, а их, оказывается, так много». И тотчас припомнила, что уже слышала про врагов, давно, еще в детстве, когда пошла в первый класс. Сидела впереди нее на парте девочка, Ксана Триумфовская. Была она соседкой тети Мани, через два дома. И случалось, вместе бежали, опаздывая в школу. Незадолго до 1 Мая Ксана в школу не пришла. Случайно услышала, тогда Надя, что забрали самого Триумфовского, прямо с работы, а ночью подъехала легковушка и увезла мать Ксаны. Тетя Маня забрала девочку к себе и хотела удочерить, но за ней приехал военный, забрать в детдом. Ксана со страху кричала как резаная на всю Малаховку. Но военный сказал ей, что везет к маме, а тете Мане ответил, что дети «врагов народа» должны воспитываться надежными воспитателями, чтоб вырасти достойными гражданами своей Родины. Надя, как ни старалась, не могла вспомнить Триумфовского-врага. Смутно припоминался ей маленький человечек в больших очках и калошах, когда возвращался он с работы из Москвы и проходил мимо их забора. Дом их заселили другими людьми, а потом началась финская война, морозы, и о Триумфовских больше никто не вспоминал. Забыла о них и Надя.
Вечером всех по очереди сводили в уборную и выдали кусок хлеба и по половинке ржавой селедки, потом из жбана по кружке рыжевато-мутной бурды «чай».
Не ешь селедку, пить захочешь, до утра воды ни за что не дадут, посоветовала та, что помоложе.
Во время вечерней поверки она назвала себя Марией Семеновной Бурулевой, 1928 года рождения, ст. 62, срок пять лет, но Наде сказала:
Зови меня Мэри, меня так все зовут.
На нижней лавке, где-то под сплошняком, не переставая ни на минуту, надсадно заливался скрипучим плачем ребенок. Надя свесилась вниз посмотреть на жильцов нижнего этажа. Совсем еще юная женщина, повязанная по-деревенски платочком, подняла на Надю темные глаза, обведенные черными кругами. На руках она держала крохотного ребенка и совала ему в ротик свою грудь. Малыш вертел головой и сердито скрипел.
Ну, буде, буде, сынку, спи, спи
На другой, через проход, лавке лежала с головой укрытая фигура.
«Точно покойник, зачем она там укрылась?» подумала Надя и улеглась на свое место.
Положив голову на свой мешок, она задремала. Сквозь сон слышала, как звякнули буфера и тихо, крадучись, словно стесняясь своего груза, состав тронулся.
Куда нас теперь? тихонько спросила она Мэри.
Ты что же, не знаешь куда? подняла голову Мэри. В Горький, на пересылку, оттуда во все стороны, кому куда, и сердито добавила. Кончай болтать, спать надо. Эй, там, внизу, угомони ребенка!
Надя вытянула ноги и опять попыталась заснуть. Скверные, тяжелые мысли тотчас полезли в голову. Зачем я еду? К чему напросилась к черту на кулички! Иди-отка, иди-отка, отстукивали мерно колеса.
Верно, верно, идиотка, в такт колесам повторила она и заснула, точно провалилась в бездну. Но, как ей показалось, тотчас проснулась от громкой перебранки.
Заткни ему пасть, что он вопит, не переставая, день и ночь, спать никому не дает, яростно кричала Мэри.
Сейчас я ему сама рот заткну, гудела Носатая. Надя свесилась вниз: