Чего он все время плачет?
Исти хочет! горестно прошептала женщина.
Так покорми его!
Не маю молока, во, дивись! и она сунула ему обвислую, тощую грудь с большим, как палец, коричневым соском.
Ребенок разинул беззубый рот и пронзительно закричал.
Заткни его, иль я его придушу, падла! бесновалась Мэри.
Сука бандеровская, придуши своего ублюдка, все едино сдохнет, вторила Носатая.
В обе стенки застучали разбуженные зечки. Густой мат повис в воздухе.
Що вы, громодяне, хиба ж я виновата, колы не маю молока, испуганно оправдывалась женщина.
Молока нема? завопили из других клеток. Ты о чем думала, морда твоя бандеровская, когда ноги растопыривала? Молоко было и сало было!?
Придушите его там, да и дело с концом.
Господь с вами, опомнитесь, люди! Побойтесь гнева Господня? Или озверели вы совсем? Креста на вас нет, впервые подала голос нижняя полка, молчавшая до сих пор. В чем виновато несчастное дитя?
Спать не дает! Мы вторые сутки маемся, раздалось отовсюду.
Ты, баптистка, Христова невеста, и на камнях с боем барабанным уснешь, а мы не можем!
Стойте, постойте, закричала Надя. Сейчас мы его накормим! Она вспомнила, что в ее мешке на дне давно болтается банка сгущенного молока из самой первой передачи от тети Мани.
Вот! обрадовалась она, вытаскивая банку. Сейчас он поест и уснет.
Храни тебя Господь, добрая душа! пробормотала бапистка и опять укрылась с головой.
А чем открыть? Нечем!
Зови вертухая, пусть откроет, приказала Мэри. Будите его!
Не станет открывать, не положено нам железные банки, засомневалась Носатая.
Давай зови! Перельет в кружку, горячилась Мэри и забарабанила ногой по решетке. В соседних купе-клетках тоже завозились, загорланили: «Дежурный, эй, конвой!»
Будет спать, зеки разбежались!
По коридору, громко топая сапогами, примчался надзиратель.
Что еще за крики? А ну, смолкните! В чем дело?
Гражданин начальник, ребеночек у нас с голоду помирает, жалобно, словно не она только что вопила, как одержимая, проговорила Мэри. Крошка совсем, а у матери молока нет, добавила она и сокрушенно вздохнула, сморщив лобик.
А я что? У меня таких приспособлениев нет! развел руками конвоир.
Вы банку со сгущенкой нам откройте, а мы его сами покормим.
Жестянку? Не положено!
А вы ее в кружку перелейте да кипяточку добавьте, чтоб не слишком сладко, да тепленькое было.
Не положено! мотнул головой вертухай, но все же дверь открыл и взял банку.
Из клеток послышались оживленные голоса.
Сейчас принесет, погоди, натрескаешься, будешь толстенький, скорее лопнешь! пошутила Мэри и дотянулась до низу рукой потрогать пальцем крохотный носик на красном, сморщенном личике.
Ишь, надрывается, и откуда сила берется.
Сама дивлюсь, другий день крохи не ив, с отчаянием покачав головой, прошептала мать.
Минут через десяток вернулся конвоир с алюминиевой кружкой, от которой валил пар.
Мэри с ловкостью обезьяны соскочила вниз и схватила кружку.
О! Горячее! обжигая пальцы, воскликнула она. Спасибо, гражданин начальник!
Спасибо! нестройным хором раздалось из клеток по коридору.
Надо попробовать, не горячее ли, руку жжет. сказала Мэри и отхлебнула глоток. Радостное выражение ее лица вдруг сменилось недоумением. Она сделала еще глоток, и лицо ее исказилось гневом.
Что это? закричала она на весь вагон. Это вовсе не молоко, попробуй! протянула она кружку Наде.
Горячая вода, забеленая молоком, как после мытья молочного бидона, объявила во всеуслышание Надя.
Больше проверки не требовалось. Никто не сомневался, что конвой поступил именно так.
Эх гад! Вот гад! Слышите все? У голодного ребенка молоко схавал!
Какие только не посыпались проклятья в его адрес! Весь гнев, всю злобу и затаенную обиду на охрану, вынашиваемую скрыто, в душе, выплеснули в ярости зечки.
Чего только не пожелали ему! Сгнить от сифилиса, утонуть в нужнике, захлебнуться собственной мочой, подавиться своим дерьмом и еще много подобных пожеланий, каких самая лихая фантазия не придумает. Удивительный этот уголовный мир. Только что готовы были удушить дитя, чтоб не мешал спокойно отдохнуть, и тут же весь гнев обрушили на такого же жулика, как они сами, подумала Надя, наблюдая, как бесновались ее соседки. Взбудоражился весь вагон. Требовали начальника конвоя. Стучали кулаками и ногами, сотрясая двери и стены.
Наконец появился лейтенантначальник конвоя.
В чем дело, почему ночью шум? Кто меня требовал?
Мы, мы, закричала Мэри и, возмущенно размахивая руками, объяснила причину.
Откуда банка? скосив глаза в сторону, не глядя на нее, спросил он.
Моя это банка, поспешно вмешалась Надя.
Моя это банка, поспешно вмешалась Надя.
Фамилия, статья, срок? как заведенный выпалил лейтенант.
Надя ответила.
Где проходили обыск? Почему не изъята? Кто разрешил?
Нас нигде не обыскивали.
Воров не обыскивают, они свои! крикнули из соседних клеток.
Разговоры! повысил голос лейтенант и приказал подошедшему в этот момент конвоиру:
Позови Капустина.
Едва завидев виновника переполоха, женщины пришли в; неистовство.
Он, он сожрал молоко у голодного ребенка!
Молчать всем! натужно гаркнул лейтенант, покрываясь багровой краской.