Трудно, трудно вас узнать! Как вы, однако, измучены. Значит, спаслись А ведь мы вчера по вам панихиду отслужили!
Благодарю за заботу, усмехнулся Волков.
Из Перми телеграмма приходила, что вас там в тюрьме были расстреляли!
Значит, не до конца расстреляли В такое, наверное, поверить нелегко.
Нелегко! подтвердил Пинчуков, снова хватая Волкова за руку. А вы вон какой герой: прямо из зубов красных драконов вырвались!
Кто сей? спросил Модестов старика Чемодурова, но тот лишь всхлипывал и мелко крестился.
И вы не знаете, Сергей Феофилактович?
Теперь знаю. Не сразу догадался, ответил Горшеневский. Перед вами господин Волков Алексей Андреевич, личный камердинер бывшей императрицы Александры. Натурально цепным псом при ней состоял. Никто мимо него проскочить не мог. Даже сам Распутин. Это же какие тайны царского двора он носит в себе!
И я вспомнил, сказал Модестов. В списке заложников, расстрелянных в Пермской тюрьме. Из придворных там содержались генерал Татищев, матрос Нагорный Отдельной графой великая княгиня Елена Петровна со сворой холуёв. Ещё графиня Гендрикова, гофлектрисса Шнейдер. И Волков. Все расстреляны! Кроме княгини. Как же он объявился с того света? Воленс-ноленс подумаешь, что без колдовства не обошлось, хмыкнул он.
И я вспомнил, сказал Модестов. В списке заложников, расстрелянных в Пермской тюрьме. Из придворных там содержались генерал Татищев, матрос Нагорный Отдельной графой великая княгиня Елена Петровна со сворой холуёв. Ещё графиня Гендрикова, гофлектрисса Шнейдер. И Волков. Все расстреляны! Кроме княгини. Как же он объявился с того света? Воленс-ноленс подумаешь, что без колдовства не обошлось, хмыкнул он.
Какое колдовство, Алексей Автономович! отмахнулся капитан Горшеневский. Не один он такой на свете. Нужно просто хотеть жить. И, конечно, немного везения. Про Чистосердова, присяжного поверенного и члена революционной управы, до большевиков, слышали?
А что Чистосердов?
Прямо из-под винтовок, из расстрельного строя бежал. Совсем голым. Как праотец Адам.
Тем временем Пинчуков, увидев, как по воротнику поддёвки Волкова поползла вошь, сказал решительно:
Знаете что, Алексей Андреевич? Пойдёмте ко мне. Баньку-с велю истопить, жена соберёт поужинать, чем Бог послал, наливочка найдётся ещё довоенная, точнее, дореволюционная.
Благодарю сердечно, сказал Волков, растрогавшись. Банька он мечтательно закрыл глаза. Настоящее чудо А вот и наш Терентий Иванович!
С крыльца конторы сошёл Чемодуров и, шаркая подгибающимися ногами, поковылял к Волкову. Они обнялись.
Как, Терентий Иванович? Не получилось в Тамбовскую?
Чемодуров заплакал. Пинчуков и Волков переглянулись и одновременно вздохнули.
Государь, всхлипывал Чемодуров. Государь, я узнал сейчас
Да, сказал Волков. И я узнал, ещё в Перми. Расстрелян, Царство ему Небесное А что с семьёй?
Нет, не так! воскликнул Чемодуров. Слезы у него моментально высохли. Жив Государь! И Государыня! И детки! Врали красные бесы про расстрел. Врали!
Вот как! удивился Волков и снова переглянулся с Пинчуковым. Тот закатил глаза и развёл руками.
Ведь вы тоже всё знаете! с упрёком сказал Чемодуров начальнику тюрьмы.
Не могу утверждать наверное, осторожно возразил Пинчуков. Я только четыре дня как в городе. Как большевики заложников стали хватать, загодя выехал подальше, в деревню, к родным супруги. Тем и спасся. Иначе не быть живу.
А теперь на старую службу? поинтересовался Волков.
Не знаю. Комендант чехословацкий временно назначил другое начальство. Но и мне работа найдётся, обещали в прежней должности. Тюрьма, хоть и пустая, но скоро будет тесно. Чистку большую чехи по городу делают.
Издалека послышался сухой треск словно сломали пучок хвороста.
Вот! кивнул в сторону прозвучавшего залпа Пинчуков. Уже вовсю чистка идёт. И то верно иначе все вражьи дети тут не уместятся. Что, Терентий Иванович? Хотите что-то сказать?
Чемодуров не ответил он съёжился и втянул голову в плечи.
Так! Считаю, мы всё решили, заявил Пинчуков. Сейчас велю запрягать. Если новое начальство позволит.
Капитан Горшеневский разрешил заложить пролётку, но кучера не дал. Пинчуков сам взял вожжи, через полчаса они были на самой большой барахолке Екатеринбурга. Здесь Волков выбросил свою страшную поддёвку со вшами, порты и лапти. Не торгуясь, купил ещё хороший макинтош на тёплой подкладке, за ним поношенный английский френч, яловые офицерские сапоги с одной уцелевшей шпорой и новенькие французские кавалерийские галифе явно украденные со склада союзников. Белье покупать не понадобилось: Пинчуков, с разрешения Горшеневского, взял два комплекта исподнего у тюремного каптенармуса. Один для Волкова, второй чуть ли не силой сунул в руки Чемодурову: старик отказывался поверить в такое счастье.
Вечером на квартире начальника тюрьмы Чемодуров и Волков оба красные, блаженно распаренные, в чистом белье (старое со всем населением сразу ушло в печь) сидели за столом, где в блюде лежал поросёнок с пучком зелени в зубах истекающий жиром, в коричневой корочке с белыми трещинами. Грибы были солёные и маринованные, к ним ещё зелёные полосатые шарики арбузиков, мочёных в бочке. Был и квашеный, по-местному, в бочке, омуль, от которого шёл такой дух, что непривычных жителей столицы Чемодурова и Волкова едва не вырвало прямо за столом. Но после первой рюмки кедровой водки, своей, не монопольной, омуль уже не показался тошнотворным.