Кто же вас растоптал? шутливо поинтересовался Розанов.
Вы, крепостник, проповедник «Домостроя», напустилась на него Папер. Прямо сейчас топчете.
Василий Васильевич, не топчите Марию Яковлевну, пробормотал сквозь сон Боря Бугаев и заложил перстом ушную раковину.
Василию Васильевичу хотелось резвиться.
Заметив, что проклятый поэт лениво тасует колоду, Розанов предложил:
Давайте играть в карты: на раздевание!
В нашем обществе дама! возмутились одновременно Тиняков и Вольский.
Папер робко вымолвила:
Я может быть давно о таком мечтаю.
На неё воззрились.
Игроки образовали прямо на полу азартный треугольник.
Карта потянулась так пересдать, а то несчастье будет, торопливо бормотал Тиняков. Туз! Бубны люди умны! Вы биты! Козырька не портить. Снова биты! В пух!.. Скидывайте пиджак.
Ни одной физиономии в раздаче, пенял Розанов. Ни козырей, ни мастей
По третьей козыряют. Деда под монастырь!.. Кто не вистует? Вся Москва вистует!
Поэтка играла молчаливо и расчётливо, в считанные минуты отняв у Розанов носки и сорочку.
Спустя полчаса Василий Васильевич был в костюме Адама. Тиняков оставался в рединготе, а Папер не пришлось пожертвовать даже шейным платком.
Я поддавался, пожал плечами писатель. Не мог же своей игрой лишить покровов даму? Всё-таки, я ещё рыцарь, хоть и без панталон.
Получив ком своего платья, Розанов неспешно оделся. Он как будто не проявил ни малейшего признака досады.
Представьте, сейчас дома вечернее чаепитие, протянул спустя какое-то время. «Лянсин» с абрикосовым вареньем. Эх, сладкого хочется Александр Иваныч, пройдитесь ещё раз.
Тиняков с удивлением поглядел на писателя и пересёк комнату, страшно скрипя опорками, из угла в угол.
Только вообразите: на кончик языка щепотку сахарного песку положить, вдохновенно сказал Розанов. Язык недвижим, время течёт, кристаллы тают, свершается фазовый переход: сладость облекает слизистую оболочку, проникает в сосочки, тешит вкусовые луковицы.
Василий Васильевич аппетит распалили, посетовал Вольский.
Кажется, жизнь отдала бы за грамм сахара, вздохнула Папер. Или руку и сердце.
Александр Иваныч, окликнул Розанов.
Да?
А ведь в опорках у вас сахар хрустит.
Опилки, рассеяно поправил Тиняков.
Не знаю, где там у вас опилки, но готов об заклад побиться, что подмётки у вас сахарные.
Тиняков не захотел спорить.
Через несколько минут Василий Васильевич проговорил в пространство:
Удивительно, как можно пребывать в спокойствии, когда барышня умирает без сахарозы.
Нахмурившись, Тиняков достал ножик, чтобы вскрыть опорку. Потряс обувкой и протянул Розанову полную пригоршню опилок.
Что если в правый сапог сахар вложили? поразмыслив, сказал Василий Васильевич.
Как же такое может быть, если в левом опилки? оторопел Тиняков.
Розанов развёл руками:
Нельзя исключать. Вдруг в сапожной мастерской вышла путаница?
Вы положительно невозможны, бросил Тиняков, срезая вторую подмётку. Видите, и здесь опилки. Простите, Мария Яковлевна, что оставил вас без сладкого. Надеюсь, вы не умрёте до утра без сахарозы.
А на бульварах сейчас музыка звучит, мечтательно сказал Розанов. Бельфамы гуляют.
Зачем вам? Вы на бульвары не ходили никогда.
Но возможность совершить променад красила мои дни! А сейчас таковой нет.
Чего грустить? Давайте философствовать! азартно бросил Тиняков. Вот откуда свет берётся, скажите?
Василий Васильевич задул огарок.
Скажите, куда он исчез, тогда отвечу вам, откуда он взялся, донёсся из теми его голос.
Спичек больше не оказалось. Поневоле пришлось лечь спать.
Едва первые лучи рассвета проникли сквозь окошко, Боря вскочил, потянулся по методике индийских факиров и как ни в чём не бывало спросил:
Ну-с, пойдём?
Как? едва вымолвил сонный Тиняков.
Позвольте игральную карту!
Брезгливо, самыми ногтями приняв от Тинякова засаленный квадратик, Боря вставил его в щель между дверью и косяком и провёл снизу вверх. Снаружи легонько звякнуло. Дверь открылась.
Что же вы раньше? набросился на него Тиняков.
Устал, голова не соображала, блаженно улыбаясь, ответил Боря. А за ночь прочистилась, я вызвал в памяти «кодак» входной двери и разглядел, что нас удерживает только крючок.
Упрекнуть Борю не было повода.
Что вы зеваете? нашёл к чему придраться Тиняков.
Я не зеваю, а набираю воздух для утренней прочистки лёгких, ответствовал Боря. Так действуют эфиопские анахореты.
Это нам всем урок, подытожил Василий Васильевич. Будем отныне заботиться друг о дружке.
Вдруг где-то поблизости раздался звон будильника.
Что такое?
Ах, уйдёмте отсюда скорее! протянул Бугаев.
Нет, сначала надобно разузнать! настоял Розанов.
Перехватив поудобнее трости, скорым шагом мужчины прошли, растворяя двери, через несколько комнат, и Папер не отставала от них, готовая в случае чего применить справочник для защиты и нападения.
Звон оборвался, герои бросились вперёд, последняя дверь распахнулась, грохнув о стену. Девичья светёлка открылась взорам. Из кружев и кисей, затоплявших кровать, ещё протягивалась к столику, ещё шарила по будильнику изящная рука. Нежданные гости заставили барышню приподняться.
Ах, я ужасная засоня! пролепетала она и рухнула обратно в постель.