Удивите нас.
Сальной свечкой, ухмыльнулся Тиняков. Вот и огарок тут же.
Ноуменально! с наивным восхищением произнёс Розанов.
Сальная свечка как швейцарский нож ко всему приспособлена, сардонически продолжал Тиняков. Клопов застращать, насморк вылечить, верёвку натереть, ну и на поминках закусить
Ещё можно при её свете радоваться жизни, отдавать дань науками и искусствами, назидательно сказал Василий Васильевич.
Это лучше делать при свете электрического лампиона, с издёвкой сказал Тиняков. Особенно жизни радоваться. Засиделся я у вас. Денег не даёте. Пойду.
Розанов замахал руками:
Погодите. Остались ещё неясные детали. Карамышевых схватили?
Куда там.
Если бы убийцы поехали в Европу, их там непременно арестовали бы, засюсюкал Розанов. Вся затея с паломничеством за благословением маменьки на брак ложный след для полиции! Вас живым только для того оставили, чтоб назвали сыщикам имена, на которые вы достали паспорта. Конечно же, преступники уничтожили документы и залегли на дно в одном из губернских городов. А то и в столице: лучше Петербурга для беглецов места нет. Так, а скажите, кем был убитый? Какого рода и чина?
Его не опознали.
Как такое могло статься, ежели в Империи каждый человек посчитан и одокуменчен? Стало быть, жандармы от вас сокрыли. Непростой, надо полагать, человечек был. Что-то вроде агента III Отделения. Ясно, что убитый не муж Зине Карамышевой, а она не жена ему, и что никакого любовного треугольника не было. Эти ваши Карамышевы революционеры, динамитчики. Радикальным образом избавились от присматривавшего за ними сыщика. А ваше дело приобретает характер государственной важности. Или Постойте. Нет, всё не так! Какой у злодеев чемодан, ещё помните?
Чемодан как чемодан, буркнул Тиняков. Немецкое изделие.
Вот! поднял палец Василий Васильевич. Немцы лучше нас чемоданы делают, зато крыжовенного варенья, как мы, нипочём не сварят.
Знаете, я, наверное, пойду, неприязненно повторил Тиняков.
Куда вы всё порываетесь? Сейчас сами увидите и распробуете! Домна Васильевна!.. Устройте нам самоварчик, и варенье, крыжовенное. А вы, Коля, притащите свой рундук.
Вольский удалился, а экономка ещё задержалась:
Вам «лянсин» заварить или «юнфачу»?
Василий Васильевич с укоризной на неё посмотрел:
Вы, Домна Васильевна, запамятовали: запасы «лянсина» и «юнфачу» иссякли, а обновить мы не успели. Да и зачем гостям эта жёлтая водичка? Четверть плитки «кирпичного» залейте!
Василий Васильевич, вам соринка в глаз попала? простодушно спросил Боря. У вас левый глаз моргает.
Бессонная ночь одарила живчиком, быстро ответил Розанов и крикнул вдогонку экономке: Непременно «кирпичного».
Дверь кабинета вновь распахнулась, но не перед экономкой. На пороге восстала возмущённая посетительница и возопила:
Никогда со мной так не обращались!.. На «рцы» впервые! От ворот поворот бывало давали, но напрасно держать под дверью Никогда! Трое вперёд меня прошли, это ладно, это ничего, но вы чаёвничать собрались! она притопнула ножкой, но из-за титанической калоши движение вышло замедленным.
Ну, давайте, что у вас там, нетерпеливо промолвил Розанов. Взял из рук барышни том. Ничего не понимаю. «Весь Петербург»? Адресная книга? Зачем адреса вымараны?
Вы крепостник! Обскурант! Старосветский помещик! Вам радостно причинять другим боль!
Чем, собственно, могу? спросил Розанов, морщась от высочайших тесситур гостьи.
Меня зовут Мария Папер, выпискнула девушка. Я прочту вам свои стихи. Затем удалюсь.
Ах, так вы тоже поэт? многообещающим тоном спросил Розанов.
Уж точно я не поэт! возмутилась гостья. Водрузила адресную книгу на этажерку и достала из кармана тетрадку.
Начавший забивать ухо ватой Розанов остановился присмотреться к ней.
Поэтка? Поэтесса? Поэтесица? Ну, всё едино, загыгыкал Боря. Главное, что не поэт.
Так вы не просить пришли? приятно удивился Розанов. Читайте!..
Я хожу по адресной книге, нетерпеливо пропищала Папер.
И вы не знаете, кто я такой? поднося ватный комок к свободному уху, спросил писатель.
Коллежский советник Василий Васильевич Розанов. Набран на странице 559 между ротмистром Василием Александровичем Розановым и председателем комитета попечения о народной трезвости Василием Ивановичем Розановым.
А приписку «литератор» вы не увидали?
Второпях не обратила внимания. Да мне это не важно. Я только читаю стихи и иду дальше.
Всё же снимите калоши!
Папер повела из стороны в сторону острым носиком:
У вас в комнате слякотнее, чем на улице.
Это всё ваша вина, Коля, засопел Василий Васильевич, но спохватился: Читайте же! Моим юным друзьям не терпится услышать вас!
Розанов заткнул второе ухо и приготовился наблюдать.
Папер открыла тетрадку. Тонкие бледные губы пришли в движение. Боря весь затрясся, точь-в-точь паровой котёл в последнюю до взрыва минуту. Вольский, судя по дёрганью кадыка, гоготал, размашисто аплодируя. Тиняков как будто подавил порыв засмеяться.
Василий Васильевич осторожно вынул пробку из уха.
А вот ещё выслушайте двустишие: я знаю, что в сумраке трепетном ночи меня ожидают внемирные очи. Конец.
Отменно! пробасил Вольский и застучал одной ладонью о другую.