Хожу не чаще других! Витать во облацех должен? Вас, такого хилого, все задевают, а отвечай я один? Казалось, сейчас он начнёт метать искры, но смерив яростным взглядом Борю, он вдруг сунул ему руку: Тиняков. Проследуем в рюмочную?
Бугаев решил, что в этот раз наблюдение закатов может подождать.
Хотите, расскажу, как я таким стал? протянул Тиняков, развалившись на стуле. Эй, человек, пару чая, калач и штофчик. Болезный уплатит. Я ведь из купеческого сословия, в юные лета слыл послушным и благодарным чадом, уже имел маленькие счётцы в левом кармане и в правом безмен со специальным, облегчённым на дюжину золотников фунтом, пока однажды
Следующие пятнадцать минут новый знакомец повествовал. Боря слушал напряжённо, с широко раскрытыми глазами, а когда Тиняков кончил, вскричал:
Какой ужас! Зачем вы надели сразу галстух и бант?
Если в своём углу оставлю, жильцы сопрут, раздражённо пояснил Тиняков. Да что вы, в самом деле, невпопад!.. О чём только думаете? Я вам драму жизни повествую!..
Боря исправился, воскликнув с той же экзальтацией:
Как же злодеи уместили убитого в чемодан?
Измельчили, оскалился Тиняков. Представьте, каково мне было. Воспылать любовью, просить руки и сердца, наконец снабдить паспортами, деньгами её и её мнимого брата. А она убийца законного мужа, сбежавшая с любовником! Известно, превратился я в циника, переселился в Петербург и начал писать стихи. Бывает, у человека нос тонет в лице от звуков свирели пастуха Сифила. А у меня вследствие той историйки душа провалилась. В желудок и ниже. Чего я не скрываю: «Только б водились деньжонки, да не слабел аппетит».
Бугаев задумался на минуту.
Александр Иванович, заглянем сейчас в гости к моему знакомому. Ваша история будет ему интересна.
Как же можно: мне в приличный дом! смакуя, сказал Тиняков. Я же всем противен. Да я завсегда честно признаюсь, Тиняков набрал воздуха и торжественно прочитал: «Я до конца презираю истину, совесть и честь». В том моё credo. Для вас достаточно гадко? Нет? Сюда ещё гляньте.
Толстяк подставил Боре под нос головку трости со стёклышком, защищавшим пикантную миниатюру a la «triple alliance». Замер, надеясь уловить в собеседнике хотя бы тень отвращения. Однако Бугаев, не меняясь в лице, промолвил:
Чувствую, вы показываете мне что-то нетипичное, но не пойму что. Однако знаю того, кому сии комбинации покажутся небезынтересными.
Чувствую, вы показываете мне что-то нетипичное, но не пойму что. Однако знаю того, кому сии комбинации покажутся небезынтересными.
Тиняков недоверчиво забормотал:
Ладно, самому любопытно, что за люди такие, кому не противно.
Вольский сидел на диване, сложа на груди руки, когда влетели Боря Бугаев и неизвестный господин алкоголической внешности. Наготу Василия Васильевича он отметил вскидыванием брови.
Барышню, что в передней ожидает, ни в коем случае не впускайте, предупредил Розанова поэт. К нам с маменькой в Москве приходила. Замучила!
Я ещё рыцарь, хоть и без панталон, выспренно произнёс хозяин кабинета, за неимением меча взмахнув щёточкой. Как же могу отказать!.. Переговорим с вами, выслушаю и её. Вижу, вам не терпится?
Я вам интереснейший характер привёл, изучите! воскликнул Боря.
Тиняков! хрипло представился гость.
Наслышан. Кажется, банкир? писатель поднял лицо от монеты и, смерив гостя с головы до ног, задержался взглядом на опорках. Хотя вряд ли.
Чин проклятого поэта обязывает иметь карточку, глухо сказал Тиняков, протягивая прямоугольник толстого картона. Оттиск создавал иллюзию частого гребня с вшами и гнидами, а посаженная на клей белая присыпь усугубляла сходство. Василий Васильевич лишь хмыкнул. Заложил карточку между страниц толстой книги, раскрытой на письменном столе.
Выслушайте историю Александра Ивановича, сказал Боря и забился в угол комнаты.
Что ж, попотчую анекдотом. Вы, верно, собиратель? развязно произнёс Тиняков. Ежели понравится, копейку киньте. А то я ещё станцевать умею, только скажите. Так вот Однажды я увидал на вокзале девушку. Она куда-то ехала с братом, приступил Тиняков.
Снова он рассказывал про то, как встретил у касс провинциального вокзала брата и сестру Карамышевых, как полюбил девушку с первого взгляда, как хитростью вызнал, куда они взяли билет, и выкупил тот вагон целиком, как бы со скуки познакомился с попутчиками. Как своевольно пригласил их в одно из папашиных имений, три месяца устраивал досуг и развлекал. За четверть часа Тиняков достиг финала:
За невольное соучастие меня приговорили к церковному покаянию. Папаша мирволить перестал, завещал добро монастырю и скоро помер. Вот и всё. Сплясать ещё?
Лучше не переступайте лишний раз с ноги на ногу. Ваши опорки из сапог «со скрыпом» сделаны, продребезжал Розанов. А ловко вас провели. Сколько лет прошло с той истории? уточнил он.
Три года как.
Розанов нахмурился:
Я почему-то вообразил себе, что история давняя. Вы твердили, как были юны. Вы за эти три года так растолстели?
Кажусь старше, чем я есть. А чего вы хотели? криво улыбаясь, развёл руками Тиняков. Скверное питание, алкоголь и прочие излишества. Вот я пятого дня уединился с бутылочкой пива Постойте, их кажется было две, Тиняков сунул руку в карман редингота. Точно, две пробки. А заел знаете чем?