Верно говорят: надежда для души как бы якорь! прорычал бродяга. Истинная правда! Надежда твоя привязана к тебе, будто мельничный жернов на шее! А я говорю тебе оставь ее! Оставь надежду!
Я посмотрел на бродягу внутри у меня все стало совсем серое и шаткое, сполз по стене и сел на землю. Отсюда, снизу, вид у старика был просто омерзительный. Множество дряблых морщинистых подбородков, ощетинившихся редкими длинными седыми волосами. Из-под засаленной шляпы свисают грязные белые космы. В слезящихся черных глазах горит огонь безумия, а ниже торчит нос большой, острый, костистый, как нос «Летучего Голландца». Я сразу понял, что он скиталец. Потому-то Хелен его и подцепила. Но при этом так же ясно было и что он сумасшедший явно и очевидно буйнопомешанный.
К этому времени почти все мальчики разобрали свою одежду и испарились. Я их понимаю. Когда они увидели нож и кровь и сообразили, что имеют дело с психами, то подумали, что этот проулок, очевидно, из тех мест, о которых как-то быстро забываешь. Более того, не успел старый бродяга сказать еще что-нибудь, как при нас остался только Адам. Похоже, Адам хотел сделать что-нибудь с моей рукой. Она болела. Я отодвинулся:
Не трогай меня.
Не шевелись, сказал Адам. Такое кровотечение можно остановить. У тебя есть запасной носовой платок?
У меня, конечно, не было.
Джорис, сказал я. Что-нибудь, чтобы остановить кровь.
Бедный Джорис. Лицо у него стало как творог. Он бережно убирал этот свой клинок в ножны, но замер, когда я к нему обратился.
А, сказал он. Кстати, об этом.
И пошарил за пазухой кожаного колета. Я рассмеялся несмотря ни на что.
Кто оставит надежду, оставит с нею все зло! втолковывал нам бродяга, словно лекцию читал. На смену ей придут любовь и красота, займется заря нового мира!
Над чем это ты смеешься? спросил Адам.
Надо всем, ответил я.
Я сидел, прислонясь к стене, и хихикал. Хелен опустилась на колени рядом со мной и убрала за уши обе половины волос. Джорис уже успел проделать свой фокус и вытащил аптечку. Похоже, Адаму она очень понравилась. Они с Джорисом разложили ее рядом со мной и приступили к делу. Хелен сидела с другой стороны. Наверное, она считала, что они не обращают на нее внимания, поскольку бродяга без устали проповедовал. Но Адам все слышал. Я это точно знаю: когда кто-то к тебе прикасается, всегда чувствуешь, если он к чему-то прислушивается. Пальцы у него становятся легкие и напряженные, чтобы не мешать слушать.
Что произошло? спросила Хелен. Как такое могло случиться? Я смотрела прямо на тебя, и клинок все это время к тебе даже не приближался!
Они, отозвался я. Очередное правило, которого я раньше не замечал. Джорис должен был задеть того мальчишку у стены. Но не мог иначе он вступил бы в игру. Мальчик бы погиб. Я думаю, если бы меня рядом не оказалось, Джорису пришлось бы заколоться самому. И я снова рассмеялся ради Адама. Они наверняка устроили все так, чтобы Адам ничего не понял. Я надеялся, что он решит, что все мы тут чокнутые, и испарится, как все остальные.
Бродяга бросил проповедовать и сурово нахмурился, глядя на меня.
Грешно смеяться над истиной, о мой собрат-изгнанник, сказал он. Вместе мы сильнее.
Я не над тобой смеялся, ответил я.
Ты еще молод душой и неискушен, заявил бродяга, пусть и мнишь себя древним. Послушай меня. Послушай Агасфера, одного из первых, кто заклеймен Каиновой печатью!
Странно он себя назвал. Как будто чихнул.
Кого-кого послушать? уточнил я.
Агасфера! повторил старый бродяга. Я тот самый, кого прозвали Вечным Жидом.
Тут Адам доделал то, что делал с моей рукой, и выпрямился. Он уже не скрывал, что внимательно слушает бродягу.
Впервые слышу, сказал я.
Мне хотелось, чтобы старик наконец замолчал. Но от этих моих слов он только снова завел свою шарманку. Хуже Джориса. Опять занудил про надежду и якоря да, про Них он знал, тут никаких сомнений, а мне только и оставалось, что сидеть и смотреть на его огромный грязный большой палец, который выглядывал из дыры в одном из его больших потрескавшихся старых башмаков, и ждать, когда он замолчит.
Теперь и я жалею, что привела его, шепнула Хелен. Я думала, от него будет польза.
Это Они обрекли меня на надежду, сказал Агасфер. Это Они сковали меня надеждой, словно цепями, поставили передо мною цель и отправили в путь. Но эта цель вечно отдаляется от меня, будто мираж в пустыне, будто звезда от звезды. Я очень устал, а надежда тяжкое бремя. А Они сковали язык мой ложью, и теперь я не могу поведать мирам о Них, а должен говорить, что согрешил я пред Господом. Но это ложь, а вместе мы сильнее. Если повстречаются мне трое таких же, как я, я вправе открыть им истину. Ибо от рождения наделен я особым зрением, и я видел Их. Я видел Их игровую доску, видел игру, в которую играют Они народами. И тогда я стал проповедовать, дабы предостеречь народ мой от Их коварства. И вот потому-то Они и взяли меня, Агасфера, и заковали в цепи, и отправили проповедовать ложь языком моим, и зовусь я теперь Вечный Жид.
Сообщив нам все это, бродяга нацелил слезящиеся черные глаза на Адама.