Сара захотела поговорить с Франкой наедине, и остальные вышли. За окном брезжил рассвет, ронял белые лучи на бледное лицо матери. Волосы у нее успели поседеть, в глазах больше не горел огонь, лишь дотлевал пепел. Франка почему-то не плакала.
Моя прекрасная дочь, сказала Сара, с неожиданной силой сжимая ее руку. Я так горжусь, какой ты стала девушкой, и радуюсь при мысли о том, какой ты будешь сильной женщиной и матерью. И медсестра из тебя выйдет замечательная. Только не позволяй никому диктовать, кем тебе быть и что носить в сердце. Это решать одной тебе. Помни: ты моя дочь, моя красавица и умница, и всегда такой будешь. А я всегда буду с тобой. Никогда тебя не брошу.
Теперь Франке пришлось вытирать слезы, чтобы видеть лицо матери.
Не позволяй национал-социалистам изменить твою сущность, не позволяй ненависти исказить твою душу. Помни, кто ты.
Хоронили маму через пять дней, и на похороны пришел весь отряд Франки и почти все местные ребята из гитлерюгенда. Франка была в форме. Потом она плакала, и Даниэль ее обнимал, а в ушах у нее звучали последние слова матери.
Остаток учебного года прошел как в тумане, а лето было пустым и безрадостным. Отец пытался вернуть те счастливые времена в лесном домике, но Франка лучше чувствовала себя среди подруг. Отцу пришлось оставить работу на фабрике и ухаживать за Фреди. Не могла же Франка все бросить и сидеть с младшим братом. Она помогала, когда оставалось время, однако на горизонте уже был университет, и ей не хотелось впрягаться в семейные заботы. У нее начиналась собственная жизнь, собственное дело. А отец всегда поощрял независимость дочери, вот и позволил ей пренебречь обязанностями по отношению к семье, к родному брату.
В сентябре 1935 года началась учеба в университете. Даниэль постоянно был рядом. Он тогда проходил обучение в гестапо.
После смерти матери Франке стало неуютно дома. Ей хотелось покончить с горестными воспоминаниями, а здесь они ее преследовали. Она поняла, что Фреди черпал силы в материнской любви, и они с отцом, как бы ни старались, Сару не заменят. Мальчик был все такой же славный, настоящий лучик света, но здоровье у него явно сдавало.
В октябре того же года отец заказал для Фреди инвалидное кресло на время, хотя и он, и Франка понимали: Фреди, по всей вероятности, больше не встанет на ноги. Мальчик пришел в восторг от своего транспортного средства, ему казалось, что это веселая игра. Франка катала его по городу, и он радостно махал знакомым. Почти все в ответ улыбались. Исключение составляли партийцы; они шагали, выпятив грудь и гордо демонстрируя свастику на рукаве и значок на лацкане. Таких его приветливость только раздражала. Франка научилась игнорировать косые взгляды.
Как-то осенью она обедала со своими; после ужина стали вместе убирать посуду. Семейные трапезы стали уже не те. Отец упорно старался готовить то, что раньше готовила мама, но слишком суетился, да и кулинарными способностями не мог похвастать. Затем Франка уселась почитать брату сказки, которые он так любил. Книга была с загнутыми страницами, много раз читанная: Фреди мог слушать те же самые сказки снова и снова. Отец включил радио и нашел какую-то швейцарскую радиостанцию, передававшую новости. Потом сел рядом с детьми.
Спасибо тебе, Франка, ты не доносишь, что я слушаю зарубежные станции.
Франка покраснела.
Папа, я бы никогда на тебя не донесла.
Я понимаю: на тебя давят, требуют все обо мне рассказывать, да еще Даниэль готовится к службе в гестапо Я знаю, какое это для тебя испытание.
Как раз за несколько дней до того Даниэль сказал: «Народ Германии вот твоя семья. Вот кому ты должна хранить верность». Он явно ждал каких-нибудь сведений, крупиц информации, которые мог бы преподнести своим новым хозяевам, но Франка промолчала. Ее отца могли посадить за прием зарубежных радиостанций, за чтение книг их он, вопреки новым законам, оставил у себя или просто за нелестное замечание о теперешнем режиме. Да мало ли за что. Некоторые знакомые девочки уже донесли на своих родителей. Отец Гильды Шмидт за неуважительный отзыв о национал-социалистах провел в тюрьме несколько недель и теперь состоял на учете в гестапо. Гильда сообщила, что он назвал Гитлера разжигателем войны.
Фюреру для воплощения его великих планов нужна поддержка всех и каждого. Франка вдруг поняла, что повторяет сказанное инструкторшей. Он требует выявлять врагов нации и перевоспитывать их для службы стране.
Это не твои слова, заметил отец.
То есть?
Так мог сказать Даниэль или нацисты, что маршируют по городу. Помни, кто ты, Франка.
Я помню.
Хочу тебе кое-что прочитать. Он развернул перед ней на столе газету «Фелькишер беобахтер». Заголовок кричал о новом радикальном законе, призванном побороть еврейскую угрозу в Германии. По мнению нацистов, евреи не могут быть гражданами Германии. Отныне они лишены гражданства и права вступать в браки с немцами. Вот твоя прекрасная революция, которой ты так преданна.
Франка ответила не сразу.
Я уверена, фюрер знает, что нужно Германии. На днях я разговаривала с руководителями местного отделения Союза. Мне объяснили, что следует видеть картину в целом, а конкретными деталями пусть занимается фюрер.