Так! А где ликер?
Пей что есть. И вообще, завязывай, а то снова заснешь в кресле, и я буду чувствовать себя телохранительницей в гареме. На вот, она уселась и протянула подруге глубокую тарелку, наполненную каким-то шоколадно-фруктовым крошевом. Специально для тебя: попадаются археологические находки, так что береги зубы. Кажется, эта штука с изюмом ровесница моей бабушки. Косточки выбрасывай на газон, птички съедят.
Я бы выбрала мир, потому что вечно болтать с самой собой скука смертная. Хотя сейчас, слушая тебя, начинаю серьезно сомневаться.
Лора шутливо толкнула подругу локтем.
Давай еще чайничек? Я схожу.
И ликер. Обожаю сливочный ликер!
Фе!
Сама ты фе Давай быстрее, а то кто-нибудь придумает мир, в котором не существуют кресла-качалки.
Через десять минут Лора вернулась с чайником и тарелкой в сопровождении второго пса, таки соблаговолившего присоединиться к обществу за кусок сыра.
Так! А где ликер?
Пей что есть. И вообще, завязывай, а то снова заснешь в кресле, и я буду чувствовать себя телохранительницей в гареме. На вот, она уселась и протянула подруге глубокую тарелку, наполненную каким-то шоколадно-фруктовым крошевом. Специально для тебя: попадаются археологические находки, так что береги зубы. Кажется, эта штука с изюмом ровесница моей бабушки. Косточки выбрасывай на газон, птички съедят.
Ну, хоть «Мартини» -то налей на донышко? Я и так уже засыпаю. Хорошо тут.
На экране выигравший матч серб кланялся сторонам света, публика вставала, прикрываясь зонтами. Очередной раз крупно показали его кроссовки продажи «Адидас» выросли на два пункта.
Господи! Сколько они платят за продакт-плейсмент! Почему никто не хочет показать на весь мир вот это? Лора выставила полосатые льняные носки, заменявшие ей тапки. Я проголодалась.
Это всегда происходит после шести. Особенно, когда сидишь на диете.
Ага Пойду, пошарю в холодильнике. Тебе закинуть чего-нибудь?
Не, моя совесть и так не чиста после пирожных.
Ладно, держись тут. И не вздумай сожрать моих собак, дикарка. Чад, умница, пойдем со мной, а то она тебя съест.
Центнер благородного пса двинул вслед за хозяйкой, рассчитывая на долю в вечерней трапезе. Второй, именуемый Бадаем, остался лежать, не обращая внимания на возню. Возможно, идею вселенского равновесия изобрели именно собаки сытые и большие, что могли обитать во дворце юного Гаутамы
Тундра, забравшись с ногами в кресло, зарылась в подушки и щелкнула кнопкой на подлокотнике. Огромное, словно люлька для сумоистов, оно принялось раскачиваться, убаюкивая свою невесомую пассажирку.
Этажом ниже Лора, чувствуя укол совести, самозабвенно возилась с крекерами и банкой оливок, никак не желавшей открываться. Когда наконец та была повержена, над головой раздался жуткий собачий вой такой, что волосы встали дыбом, наплевав на дорогую укладку. Он продлился секунду-две и прервался мгновенно, будто кто-то отключил звук. Особняк словно передернуло, свет моргнул, картинка перед глазами раздвоилась, и сознание качнулось куда-то, мягко стукнувшись обо что-то.
Когда Лора пришла в себя, огромный Чад метался, наскакивая на мебель, и скулил как испуганный щенок. Опрокинув банку, она опрометью бросилась наверх.
Инфлюэнца
Сквозь не очень чистое окно, которому досталось от ночной бури, просвечивали мокрые стены и деревья. Дождь еще сочился из небесной кисеи, черня асфальтовые бугры острова над гладью широких луж, заливающих улицы и дворы. Но то были лишь вялые остатки хлябей, разверзшихся над городом до рассвета. О том, что творилось ночью, можно было судить по устилавшим тротуары обломкам веток, мусору и сорванным кускам жести. Если бы вы были дождевым червем или медведкой, то наверняка решили бы, что таки грянул Апокалипсис да так скоро, что даже Всадников122 не успели предупредить.
Дворник Азиз выбрался из подвала по темной лестнице, подобно Гераклу, взошедшему из Аида, и уткнулся в подступившую к порогу пучину, в которой плавал размокший газетный лист, и еще много чего такого, к чему не хотелось прикасаться ни из любопытства, ни по долгу дворницкой службы. Почесав щетину на брылах, он вздохнул, пробурчал что-то по-татарски и, видимо для приличия, выудил газету метлой, прибив ее со шлепком к стене. Портрет министра, пожимающего руку иностранному гостю, косо повис на кирпичной кладке. Нечего было думать прибирать двор теперь, когда в нем по щиколотку стояла вода. Буря наделала дел. К вечеру или завтра, когда, вестимо, иссохнет эта запруда, работы будет на четверых, а теперь
Азиз постоял на крыльце еще, поглядел на одуревших от потопа котов, сидящих вдоль заплесневелых карнизов, зевнул, спрятал метлу за дверь и удалился в свое жилище досыпать. Этот удивительный человек многое унаследовал от ящеров и мог, не терзаясь скукой, сутками лежать на тахте под гнилым тулупом в блаженной дреме лишь бы было тепло и тихо. Водки Азиз не пил, журналов не читал, а радио считал бесовским соблазном, так что не всякому можно объяснить, чем была занята его голова в эти часы. Возможно, он медитировал или размышлял о вселенной нам это неизвестно. Но вряд ли.