Гонец, однако, не стал перечить и засеменил, оглядываясь, вперед, роняя на ходу пояснения:
Срочное собрание пх пх директор вне себя пх пх какой-то новый проект всех зовут пх пх никого не найти на месте
Полного гражданина терзала одышка и целая свора каких-то внутренних опасений. Он сипел, причитал и пыхал, а когда добежал до лестницы, то глянул на нее так тоскливо, что в Илье не выдержал гуманист:
Дальше я сам, товарищ. Спасибо, даровал он свободу оруженосцу и шагнул, не глядя, мимо него, устремившись вверх по ступеням.
Толстяк робко улыбнулся, приняв отставку.
«В сущности, симпатичный человек, подумал Илья, затравленный только какой-то30».
Он вошел во второй этаж, разумно положив, что широчайший из коридоров, тем более устланный зеленой с полосою дорожкой, ведет в сторону начальства.
Все это блуждание по музею и случайные диалоги казались каким-то квестом без ясной цели. Опять явилось новое чувство: за растерянностью на сцену вышел азарт; мысль о невозможности происходящего с гоготом скрылась за кулисами. Даже запах пыли и деревянных панелей, такой редкий в учреждениях двухтысячных, оставшийся разве в коридорах бывших советских посольств да в уездных библиотеках, уже казался ему родным.
Миновав несколько дверей, плакатов и фикус в кадке, он достиг цели. Приемная высшего божества, В. С. Вскотского, была обозначена, как должно, широкой медной табличкой, портретами вождей и героев, кубком в стеклянной горке и скоплением народа, не по своей воле туда прибывшего.
На ходу Илья бросил взгляд на доску почета его черно-белая фотография висела в нижнем ряду. «Безумие!».
Сурового вида секретарь, слишком молодая и симпатичная, впрочем, для истинной суровости, безрезультатно пыталась унять гам в приемной. Посетители обступили ее стол, на повышенных тонах обсуждая что-то промеж себя, тем громче, чем сильнее галдели опричь коллеги. При этом коридор и половина приемной пустовали кричать нужно было именно у стола канцелярской жрицы, бросая взгляды поверх ее уложенной головы, таская карандаши, скрепки, беспрестанно требуя бумагу и позвонить.
Один, щекастый мородоворот, перешел границу, попытавшись и ее вовлечь в разговор:
А шо, гарна дэвчина, Лужанка Еухениевна? Нэ махнэти ж и вы своэю ручкой, как нам воздвихати товарыща комуныста?
Секретарь вскочила, поджав карминные губы жест, не оставшийся без внимания, означавший по неписанным протоколам конец стихийного митинга и, возможно, конец подъехавшего нахала лично. По музейным скользнуло холодным взглядом, усмирявшим даже директора на прочую шваль хватало одного глаза, и то с прищуром.
Я вас лично прошу, Грыгор Богданович, удалиться в фойе. И вас, товарищи, тоже это касается.
Сослуживцы один за другим рассеялись, демонстративно утратив друг к другу интерес.
Простите, простите, Лужаночка! причмокнул губами какой-то похотливый сорняк за семьдесят, делая жест, будто хватает себя за щеки, и последним отчалил от стола. Ему девица, явно располагая, шутливо погрозила кулачком.
Илья вошел и смиренно опустился на стул у двери, желая быть незаметным. Секретарь ему неожиданно улыбнулась:
Отчего на кофей не заходите, Илья Сергеевич? Пряники покупаю, покупаю, уже все посохли Лужана Евгеньевна надула губки, демонстративно отвернувшись к «ремингтону» второму лучшему другу всех девиц после бриллиантов.
Лист бумаги дернулся и застрял; агрегат, взбунтовавшись, холодно клацнул чем-то внутри, не желая отдать добычу и не желая печатать.
Ой! Илья Сергеевич, вы мне не поможете? Оно опять зажевало!
Массивный предок «Ворда» казался живым. Не имея глаз, он угрюмо поглядывал на Илью, который неуверенно подошел, осмотрел бунтовщика с четырех сторон и наугад щелкнул какой-то пипкой.
Дама нажала пальчиком. Бумага раскрепостилась. Лужана Евгеньевна была счастлива. Илью сверлили взглядом завистники. Он молча вернулся к стулу под остервенелый стук клавиш, сделав вид, что ко всему безразличен.
Через минуту-другую из устройства, похожего на водолазный шлем, стоявшего на массивной тумбе, раздался резкий металлический звон. Секретарь вздрогнула:
Господи, никак не могу привыкнуть! Ужасный, ужасный аппарат! поделилась она невзгодой, ни к кому конкретно не обращаясь.
Инновация! Терпите, свет очей наших, скоро резолюции будут по азбуке Морзе пересылать, обнадежил ее какой-то добряк с хохолком, ищущий, куда поставить стакан.
Я с ума сойду! всплеснула руками девушка. Дайте, я уберу! Что вы мечетесь, Ной Андреич? Стакан, стакан дайте! Товарищи, проходите, пожалуйста! Василий Степанович ожидают!
Собрание втянуло в длинный несветлый кабинет с портретами между окон, шкафами и несколькими дверьми, замаскированными под панели. Почти во всю длину его разместился черный полированный стол со стульями наружности самой пренеприятной на картинах про инквизицию на такие сажали приговоренных. Ощутив лопатками жесткую массивную спинку, невольно хотелось оглянуться не встал ли за плечами палач с гарротой. Дополнительный ряд сидений тянулся у подоконников, уставленных заботами секретарши геранью и колючими кактусами, из-за которых никто не клал туда локти.