Только помни, что Билли Тернстайл живет в твоем квартале. Поторопись, а то он первый всех окучит.
Уилла сощурилась на Билли: тот возился с братом, отнимая у него какую-то снедь в целлофановой обертке.
Билл Тернстайл лоботряс, сказала она. Когда еще раскачается.
А еще же моя крестная! вспомнила Соня.
Везет тебе.
Вот вырасту, мечтала Уилла, и выйду за мужчину из большой, дружной и веселой семьи, в которой он со всеми ладит. Муж, конечно, будет в точности как папа такой же добрый и спокойный, а все его родичи ее тотчас полюбят и примут как свою. У нее родится шесть или восемь детей три-четыре мальчика и три-четыре девочки, и все детство они будут играть с уймой кузенов.
Элейн плачет, сказала Соня.
Уилла глянула на сестру, рукавичкой утиравшую нос:
Что такое?
Ничего, чуть слышно ответила Элейн. На рукавичке остался блестящий след, похожий на клей.
Все нормально, сказала Уилла.
На большой перемене в класс вошла медичка и попросила отпустить Уиллу Дрейк с урока.
У твоей сестры разболелся живот, по дороге в изолятор сказала она. Думаю, ничего серьезного. С вашей матерью связаться не удалось, но девочка просит, чтоб ты с ней посидела.
Уилла сразу ощутила свою значимость.
Наверное, сестра все себе напридумала, уверенно сказала она.
Увидев ее, Элейн обрадованно приподнялась на кушетке. Медичка поставила стул для Уиллы. Потом Элейн опять улеглась, локтем прикрыв глаза. Заняться было нечем. Уилла посмотрела, как медсестра что-то пишет за столом. Изучила цветастый плакат, извещавший о важности мытья рук. В дверь постучали, и заглянула миссис Портер, учительница шестых классов. Медичка вышла в коридор, оставив дверь приоткрытой; Уилла видела семиклассников, толпой направлявшихся в столовую. Один мальчишка пихнул товарища, тот споткнулся.
Я все вижу, Дикки Бонд! сказала миссис Портер.
В коридоре голос ее звучал гулко, словно она говорила из морской раковины, и перемежался с эхом семиклассницы, рассказывавшей подруге:
Какого-то странного розовато-оранжевого оттенка, из-за чего зубы кажутся желтыми
И что, все эти ребята из абсолютно счастливых семей? Никто не скрывает домашних неурядиц? Похоже, нет. Хотя с виду их заботят только обед, друзья и губная помада.
Медичка вернулась в кабинет и притворила дверь, загасив коридорные звуки, но было слышно, как оркестр начал репетицию. Блин. Уилла обожала оркестр. Музыканты разучивали «Пляску девушек плавную» Бородина. Начальные ноты звучали тихо, неуверенно и даже неразборчиво (как-то слабо, на взгляд Уиллы), но потом мелодия «Странника в раю»[2] крепла, лоботрясы проникновенно выводили «Возьми мою руку, я карманник в строю», и тогда мистер Бадд стучал дирижерской палочкой по пюпитру. Он очень красивый: длинные золотистые кудри, бугры мышц. Прямо рок-звезда. Если я займу первое место в торговле батончиками и заслужу обед с мистером Баддом, думала Уилла, я же от волнения двух слов не свяжу. Ей уже почти расхотелось побеждать.
Оркестр смолк и начал сызнова. Опять тихое вступление, опять «возьми мою руку», но теперь громче и увереннее.
Мама будет дома, когда мы придем из школы? спросила Элейн. Она убрала руку с лица и беспокойно хмурилась.
Конечно, обнадежила ее Уилла.
Однако в автобусе она сказала Соне, что не зайдет к ней после уроков.
Я должна присмотреть за сестрой, прошептала Уилла, не желая, чтоб ее слышала Элейн, опять одиноко сидевшая через проход от них.
Не понять, есть ли кто-нибудь в доме. Окна не горят, но ведь еще светло. В палисаднике трава пожухла, от холода листья на кусте рододендрона свернулись в тугие сигары. Под курткой Уилла нащупала ключ. Можно, конечно, сперва позвонить в дверь, но не хотелось расстраивать Элейн напрасным ожиданием отклика.
В прихожей стояла тикающая тишина. Над батареей в гостиной чуть колыхались занавески, и больше никакого шевеленья.
Ее нет, сдавленно проговорила Элейн.
Уилла бросила портфель на кушетку.
Дай ей время.
Но мы уже дали ей время! Мы дали ей целую ночь!
«Время, чтоб одуматься», говорил отец. Бывало, мать на него орала и топала ногами, или залепляла пощечину Уилле ужасно больно и стыдно, когда при всех тебя бьют по лицу, или трясла Элейн, точно тряпичную куклу, и так вцеплялась в свои волосы, что они еще долго стояли торчком. Потом мама уходила и дом заполняла потрясенная тишина.
Ничего, ей нужно капельку времени, чтоб одуматься, невозмутимо говорил отец. Она переутомилась.
Другие тоже переутомляются, но так себя не ведут, однажды сказала Уилла.
Понимаешь, она очень нервная.
Уилла поражалась его всепрощению. Сам он никогда не выходил из себя. Не припомнить даже, чтоб он повысил голос.
Жалко, что отца нет дома. Обычно он приходит к четырем, но сегодня вряд ли он же без машины.
Хочешь перекусить? спросила Уилла. Как насчет молока с печеньем?
Ну, печенье, пожалуй.
Без молока нет печенья.
Жалко, что отца нет дома. Обычно он приходит к четырем, но сегодня вряд ли он же без машины.
Хочешь перекусить? спросила Уилла. Как насчет молока с печеньем?
Ну, печенье, пожалуй.
Без молока нет печенья.