Искали слабины (незаметные трещины между ледяными полями) и двигались по их кромкам, зигзагами, чуть ли не петляя.
Были и совсем напряжённые моменты: случались облипания судов (адгезия), когда по бортам судов образовывалась снежная «борода», как свинцовым грузом стопорящая движение.
Однажды «Ямалу» пришлось покидать своё место в ордере и выкалывать изо льда завязший концевой броненосец, включая пневмообмыв. А потом поочерёдно оббегать все корабли, так как те успевали застрять в ледовой каше.
Но в целом для «ямаловцев» шла, что называется, рутина чуть морока, а где, конечно, и геморр. И то только из-за ответственности за идущих позади.
Для остальных же (следующих за ледоколом «новичков») реальный напряг. Мандраж.
И скребло кому-то по ушам-мозгам-по сердцу, когда скребло по борту. Особенно тем, кто не с верхотуры мостика на вахте, а сидел непосредственно «за стенкой», слыша весь ледовозубовный скрежет эхом от переборки к переборке.
Ледовую разведку снова проводили лишь беспилотниками, гоняя их и в хвост, и в крылья, и в электронную начинку. Вот в один из таких полётов техника, наконец, взбунтовалась случилось происшествие, имевшее знаковое продолжение, которое оклемавшийся в психическом плане Шпаковский прокомментировал: «Не одна я в поле кувыркалась, не одной мне ветер дул!»
Третьи сутки пути морем Лаптевых
Кто о чём, а эти всё о бабах! Черто́в «подкрался» на правое «крыло» мостика, где на рулях стоял старпом, перекидывая ручки с «малого» на «средний», перекидываясь фразами со Шпаковским.
Несмотря на чёткий график вахт, капитан всегда находится как бы «над» и «вне» этих расписаний. Когда мог «балдел» целый день, а когда вынужден был подскочить среди ночи, при тряске ледокола на сложном участке, проторчав на мостике до утра. И завтрак пропустив.
Да. До обеда ледовая ситуация была «недетская», но сейчас нащупали трещина хорошо идёт и практически на восток. Так что пяток миль пройдём шустро, вольно доложил старпом, сам же видишь.
Широкие прямоугольные иллюминаторы, как засвеченные экраны полярное солнце роняло на белую равнину тысячи искринок, слепя, заставляя щуриться.
Заявленная трещина, сужаясь в тонкую изломанную линию, терялась, уходя на милю вперёд.
Ща ещё «птичка» должна стартовать, помощник, не отрывая взгляда от передней панорамы, качнул головой в сторону центра мостика, где над выносным пультом склонился оператор. Впереди ночь. Дорожку следует основательно просканировать.
Черто́в покивал, соглашаясь: «Беспилотники. Радарчик там на них килограммов на пять-семь, а выдача супер. Оказались на редкость удачными машинками. Без них пилотяг бы точно замудохали».
И напомнил, отвлекаясь:
Ну и? Что там о бабах?
Да рассказываю я о своей бывшей, воспоминание было, видимо, так себе, потому как старпом криво усмехнулся. Закладывать она хорошо стала, когда у нас ещё всё нормально было. А мне чё? Мы тогда ещё молодые были весело, непритязательно.
Погоди, прищурился кэп, это та полукровочка с Тикси?
Ага. А ты помнишь?
Ну, так стишок экспромтный про водовку разве забудешь.
Гля! А чего я не в курсе? делано возмутился Шпаковский. Декламируй.
Старпом глянул на кэпа, получив подбодрение:
Давай, давай. Я и сам дословно уж не помню. Тряхни стариной.
Мэ-э-м, потянул малость помощник, смущаясь с ухмылочкой, примерно так
Напилась бы ты водки, родная.
И лежала б с похмелья больная
Я в беде бы тебя не покинул,
Я скормил бы тебе анальгину.
И компресс бы на лобик холодный
Знай, как пить наш напиток народный!
Ва-а-ах, дарагой! Да ты жжёшь, романтик! заржал Шпаковский. Пушкин с Есениным отдыхают!
За смехом слышали, что парень с казанского ОКБ, который корпел за дальним пультом у экрана беспилотника, подал голос, зашумел и даже рукой что-то изобразил, привлекая внимание. Думали тоже на «поэзию» отреагировал, поддержав веселье. А он уже громче:
Товарищ капитан! Андрей Анатольевич! У нас проблема!
Картинка была чёткая высота полёта у «птички» всего с километр. Шли данные со сканеров. А вот курс вместо восточно-оптимального, практически на норд.
Мы его на ветер подняли, объяснял инженер с «Сокола», стали выводить на курсовой, а он чуть добрал к востоку и всё. Такое впечатление, что не принимает команд.
И что с ним будет?
Будет идти по прямой до выработки горючего. Километров двести, если высота прежняя останется. Часа три. Вот ведь невезучий то мишка его покоцал, то вот теперь
А потом упадёт? Кирдык машине?
По программе после выключения двигателя должен автоматически раскрыться парашют. Воткнётся радиомаяк. Так что найти и подобрать мы его вполне сможем.
Капитан переглянулся с помощником:
Двести кэмэ. Это только вертолётом гнать винтокрыла, сжигать ресурс и
Но там же уникальная аппаратура, заболел за свою технику инженер, один радар чего сто́ит!
Я понимаю. Подумаем.
Думали. Совещались сомнения были. Жаба душила радар (как минимум) было жалко. Во-вторых, пусть тут места недоступные, но а вдруг техника из будущего попадёт в нежелательные руки?
Тем не мене ресурс вертолёта тоже был не безграничным. К этому примешивалось ещё нежелание подрывать «Миля» на глазах у эскадры.