Но если задуматься, я отродясь не мерил давление в шинах. Бывало, на заправке мне говорили: «У вас приспущены колеса, неплохо бы замерить давление», и замеряли сами. Мне, ясно дело, замерять его нечем. Прибор для измерения давления в шинах я даже не знаю, как он выглядит. Если помещается в багажнике пожалуй, небольшой и не такой дорогой, чтобы покупать его в рассрочку. Поеду за покупками в следующий раз пробую раздобыть.
Опустились сумерки. Я пошел на кухню и за банкой пива приготовил себе ужин. Запек в духовке желтохвоста, маринованного в осадке от сакэ[2], нарезал соленья, сделал легкий маринад из огурцов и морской капусты, приготовил суп-мисо с дайконом и обжаренным тофу. И молча съел все это один. Говорить мне было не с кем да и нужных слов я не находил. И вот, когда я уже доедал свой нехитрый холостяцкий ужин, в прихожей раздался звонок. Видимо, тот, кто звонил, решил это сделать как раз перед тем, как я доем.
Я подумал: «Так, день еще не закончен». Закралось предчувствие, что воскресенье это продлится еще долго. Встав из-за стола, я медленно двинулся в прихожую.
35
То место было бы лучше оставить как есть
Я неторопливо шел в прихожую, не имея понятия, кто звонит мне в дверь. Остановись перед домом машина, я бы ее услышал. Столовая чуть в глубине дома, однако вечер стоял очень тихий, и если бы подъехала машина, до меня бы наверняка донесся шум мотора, шелест колес даже очень тихий гибридный мотор «приуса» гордость «Тоёты». Но я не услышал абсолютно ничего.
И, я уверен, никого бы не привлек подъем по длинному склону без машины, к тому же в потемках. Дорога здесь почти без освещения и вокруг ни души. Я живу в отдельно стоящем доме на вершине горы, и у меня нет близких соседей.
Я было подумал: а вдруг это Командор? Но с чего бы? Теперь он может бывать здесь когда и сколько угодно. Зачем ему звонить в дверь?
Даже не проверяя, кто там, я повернул ручку и открыл входную дверь. Там стояла Мариэ Акигава абсолютно в той же одежде, что и днем, только поверх ветровки с капюшоном у нее был темно-синий тонкий пуховик: после заката в горах становится прохладно, и в бейсболке «Кливленд Индианз» (почему команда именно Кливленда?). В правой руке она держала большой фонарь.
Ничего, если я войду? спросила она. Ни «доброго вам, сэнсэй, вечера», ни «извините за столь поздний визит».
Ничего. Само собой, ответил я и больше ничего не сказал. Ящичек у меня в голове все еще не закрывался плотно: шерстяные клубки застряли в его глубине.
Я проводил девочку в столовую.
Как раз ужинал. Не возражаешь, если доем? спросил я.
Она молча кивнула. Обременительных понятий обычной вежливости для этой девочки, похоже, не существовало.
Чай будешь?
Она опять молча кивнула. Сняла пуховик, бейсболку и поправила волосы.
Я вскипятил чайник и положил в заварник зеленого чая. Все равно собирался пить сам.
Мариэ, поставив локти на стол, смотрела, как я поедал желтохвоста, пил суп-мисо и закусывал все это рисом. Как на диковинку, смотрела словно, гуляя по джунглям, стала свидетельницей тому, как гигантский питон глотает детеныша барсука, села на камень и принялась наблюдать за происходящим.
Вот, маринад я делаю сам, пояснил я, чтобы прервать гнетущее молчание. Так желтохвост хранится дольше.
Она не подала и виду, что услышала. Впору усомниться она вообще меня слушает?
Иммануил Кант вел весьма правильный образ жизни, произнес я. Настолько, что горожане сверяли по нему часы, когда философ выходил на прогулку.
Понятное дело, совершенно бессмысленная фраза. Просто мне хотелось проверить, как Мариэ Акигава отреагирует на бессмыслицу да и вообще, слышит она меня или нет. Но она не отозвалась на это никак, и оттого молчание стало еще тягостнее. Иммануил Кант так и продолжал изо дня в день безмолвно бродить по улицам Кенигсберга. Его последними словами стали: «Это хорошо!» (Es ist gut). Бывают и такие судьбы.
Покончив с едой, я отнес грязную посуду к мойке. После этого заварил чай и вернулся с двумя чашками. Сидя за столом, Мариэ Акигава пристально наблюдала за каждым моим движением внимательно, словно историк, изучающий мелкие сноски на полях манускрипта.
Ты же добралась сюда не на машине? поинтересовался я.
Пешком, наконец вымолвила Мариэ Акигава.
Что, так вот и шла из дома сюда одна?
Да.
Я молча ждал, что еще она скажет, но девочка молчала. Пока мы сидели за столом друг напротив дружки, висело молчание. Но я мастак соблюдать тишину недаром живу в одиночестве на вершине горы.
Есть тайная тропа, чуть погодя продолжила Мариэ. На машине по дороге ехать далеко, а так выходит очень близко.
Я много гуляю по этим местам, но такой тропы не видел.
Плохо искали, прямо сказала девочка. Она надежно спрятана: если просто идти, ее не видно.
А спрятала, выходит, ты?
Она кивнула.
Меня привезли сюда еще маленькой. Здесь я и выросла. С детства горы были для меня чем-то вроде песочницы тут я знаю все от и до.
И эта тропа, говоришь, надежно спрятана?
Она опять кивнула.
И ты пришла сюда по ней?
Да.
Я вздохнул.
Ты уже ела?
Только что закончили.
И что ели?
Из тети скверная кухарка, сказала она.