Откуда у них такие деньги? спрашивала у Василисы подруга.
Почем мне знать? Мне дают я беру, отвечала рыжая няня.
И ты за свою плату только за детишками следишь?
Подруга прищуривается, а Василиса пытается понять, в чем тут подковырка, в чем подтекст ее вопроса. Не понимает, простая душа.
За детишками. Ну там еще простынки накрахмалить, бутылочки помыть.
Подруга в изумлении. Простая няня в яслях, а поди ж ты получает как аудитор какой-нибудь в приличном банке. Странно.
А вот Василисе почему-то это совсем не кажется странным.
Наверное, наш директор просто детей любит и хочет для них как лучше, предполагает она.
Ну-ну, ухмыляется подруга.
А почему бы и нет? бросается на защиту Василиса. Они ж сиротки, у них никого в целом свете нет.
Ну-ну, ухмыляется подруга.
А почему бы и нет? бросается на защиту Василиса. Они ж сиротки, у них никого в целом свете нет.
Брошенные.
Кто брошенный, у кого мамка родами умерла.
Да разве ж в наше время умирают?
Всякое бывает.
А брошенных? Неужто так много?
Хватает. Да к нам и из других городов привозят. У нас очень хорошая репутация.
Частный сад для сирот на спонсорские деньги всяко лучше, чем по казенным интернатам маяться. Только все же не пойму я, зачем этому спонсору нужно нянькаться с чужими детьми.
Нянькаюсь с ними я, поправляет Василиса. А у него, видать, просто доброе сердце. А может, он и сам сирота. Хлебнул горя в детском доме, вот и жалеет таких же, как он, подкидышей.
Это вряд ли, не соглашается подруга. Они обычно злыми вырастают.
Вот чтоб не вырастали, он это и делает. В смысле, чтоб вырастали, но не злыми.
Тот, кого обнимала ты, злым не вырастет точно, подытоживает подруга.
Василиса только поводит плечами, и при этом жесте ее большая грудь колышется и словно манит: обопрись на меня, приляг поскорей, я самое надежное твое пристанище в этой жизни.
Любой из Василисиных воспитанников с этим бы согласился, если бы уже умел говорить.
С этим бы согласился и директор сада, который не раз и не два заглядывал в ясельную группу с одной только целью увидеть рыжую красотку. Хоть бы и мельком. А если повезет притаиться за полураскрытой дверью, то и долго, внимательно разглядывать ее быстрое ладное тело, порхающее по комнате.
И то ли морок какой находил в такие минуты на директора, то ли фантазия играла с ним злую шутку, но часто казалось ему, что Василиса не касается ногами пола, но возносится над ним как минимум на пару сантиметров.
Колдунья! восхищенно шептал директор. Баловница! Душка!
Но все его восторги оставались при нем, потому что любые романтические поползновения на работе были бы очень плохо приняты владельцем их образовательного заведения строгим и загадочным Филантропом с большой буквы.
Он сам видел Филантропа всего один раз в жизни, и воспоминания об этой встрече засели в его голове как иголка, прокаленная в огне для извлечения занозы.
Казалось бы, использовал иголку и отложи ее в сторону. Но в данном случае все было не так. Ею словно бы продолжали ковырять в директорском мозгу, и с каждым поворотом она вгрызалась в податливую материю все глубже и глубже, а на спине директора образовывался липкий ручеек не менее горячего пота. Вот каким воздействием на людей отличался Филантроп.
Был он не то чтобы страшен, а как-то зловещ. Не уродлив, но отвратителен. Наверное, потому что лицо его почти не обладало мимикой и он не улыбался ни шуткам, ни комплиментам ни губами, ни хотя бы уголками глаз.
Взгляд его был проницателен и пронзителен. При этом создавалось ощущение, что он впитывает суть изучаемого предмета за считаные секунды, а потом протыкает его насквозь и дальше идет по жизни с целой гирляндой нанизанных на взгляд, как на штык, абстрактных впечатлений.
Директор вострепетал на первой же секунде их знакомства и дальше уже мог только семенить следом да поддакивать, пока Филантроп проводил свой первый (и на данный момент единственный) ревизорский обход подведомственного им обоим заведения.
Дети должны быть здоровы! вот, пожалуй, единственная фраза, которую хозяин позволил себе произнести. Все остальные его движения осуществлялись в полной тишине.
Здоровье это наша первая забота! поспешил заверить директор. Врачи ежедневно делают обход, и еще никто из малышей ничем серьезным не болел. Так, максимум простудка или газики.
А потом они зашли в ясельную группу, и на рапирообразный филантропский взгляд наткнулось румяное тело Василисы.
Странный момент. Словно рыжая жизнь и бледная смерть коснулись друг друга и замерли в ожидании кто кого.
Василиса приоткрыла рот в изумлении. Она как будто хотела спросить саму себя и окружающих, как в их краях пророс такой ядовитый мухомор. Но она ничего не сказала.
И он ничего не сказал. Но выдернул из нее свой пристальный взор и перевел его на директора, который вдруг почему-то начал неудержимо краснеть.
И тогда Филантроп словно прочертил глазами ровную линию, навеки отрезающую директора от Василисы. И тот сразу все понял. Что нельзя ему на нее посягать. Ни сейчас, ни потом и ни во веки веков.
Как он понял, неизвестно. Но уяснил железно.
Как он понял, неизвестно. Но уяснил железно.