У тебя был твой Сумеречник. О таком можно только мечтать!
Думаешь, я так сразу его разглядела? Нет, он моя награда за все испытания, которые выпали на мою долю. Если постараешься, уверена, у тебя выйдет не хуже.
Вряд ли, я ведь не сахарная принцесска и даже не Королева воров, а так что-то жалкое без судьбы и смысла.
Я усмехнулась, но отвечать не стала. Ей надо понять самой. Нельзя спасти кого-то, если он сам этого не хочет.
Мы вдвоём устроились на соломенном тюфяке, тесно прижимаясь друг другу, чтобы согреться под худым покрывалом. Я то и дело просыпалась, когда Хлоя вздрагивала или всхлипывала во сне, обнимала её, и только тогда она затихала. Рано утром, ещё до рассвета, когда я собиралась идти в храм, Хлоя проснулась и молча наблюдала за мной.
Хочешь со мной?
Она мотнула головой.
Как знаешь.
В храме я переоделась в сменное: белую робу и передник, на голову повязала косынку. Навестила Ферранте. Его разместили в отдельной закрытой келье, как тяжёлого, но не безнадёжного больного. Он лежал на кушетке, посиневший и холодный, как мертвец. Целители погрузили его в беспробудный сон, постоянно вливали новые силы, восстанавливая прорехи в ауре, следом за которыми затягивались и раны на теле. Долго же мне такое отрабатывать придётся!
Пожаловали практиканты. Мальчишки в синих мантиях бросали на меня заинтересованные взгляды и перешёптывались: «Это ж Норна, которая с богами общается. Да-да, слышал она любовница самого Остенского, который из грязи в короли, маршальский любимчик. Краси-и-ивая! Ага, если бы я так поднялся от безземельного до героя битв, то тоже бы себе только лучшее выбирал».
Что они видят под ворохом мешковатой одежды? Вначале подобные разговоры а слышать их приходилось часто веселили, но потом стали раздражать. Не нравилось, когда по моему маленькому светлому мирку, который пришлось выгрызать у судьбы зубами, посторонние топтались грязными сапогами. Будь моя воля, я бы никому не позволила знать о моей личной жизни и уж тем более её обсуждать!
Я закашлялась, привлекая внимание практикантов, и повела их к больным в общем зале.
Пришлось промывать от гноя фурункул на спине у высушенного, измождённого старца, едва слышно бредящего и покрытого испариной. Практиканты отшатнулись от вони.
Нельзя выказывать брезгливость, назидательным тоном сказала я, устав от кислых мин, отстранённости и поджатых губ.
Они думали, я не слышу, но усиленный телепатией бубнёж доносился очень чётко:
«Зачем нас мучают этим? Здесь даже дар применять не надо! Пускай другие этим занимаются, а мы целители!»
Иногда сострадание, доброе слово и ласковый взгляд действуют лучше, чем сильнейший дар, объясняла я, стараясь лишить свой голос всякой эмоции. Пока вы не научитесь ухаживать за больными и сопереживать им, пока не запустите их боль себе под кожу и не прочувствуете её до конца, пока ваша душа не загорится желанием понять и помочь, вы не сможете исцелять по-настоящему.
Я сложила руки на груди и внимательно осмотрела каждого. Они тайком усмехались и прятали взгляды, не принимая меня всерьёз.
«Да что она может знать? Девчонка, дар другой, из образования поди только учитель танцев и религиозные бредни. Красивая безмозглая куколка, годная лишь для постели», знала, что не стоит лезть в их головы, но не удержалась.
Сколько ни бейся, они не изменятся, да и я тоже.
Следующая больная женщина лет тридцати, синюшная и сморщенная, как сухая слива.
Вы, вот вы, я позвала робкого практиканта, который переминался с ноги на ногу позади остальных. С ним должно быть проще. Покажите другим пример позаботьтесь об этой больной. Определите, от чего она страдает, и выберете лекарство.
Парень присел на корточки, больная открыла затуманенные глаза и посмотрела на целителя невидящим взглядом. Парень вздрогнул и замер. Пришлось встряхнуть его за плечо.
Слабаки здесь не нужны.
Он сглотнул и прощупал пульс на запястье больной, открыл ей рот и достал язык. Женщина судорожно задёргалась. Из-под неё потекла мутная лужа со смрадным запахом. Практиканты отступили на шаг, морщась и зажимая носы.
Вы, уберите, я кивнула на первого попавшегося практиканта и обратилась к робкому парнишке: А вы продолжайте, у меня нет времени до обеда!
Он кивнул и ушёл к столу, где были расставлены чашки с отварами, мази, порошки и прочие снадобья.
Другой практикант заупрямился:
Вот ещё, чужое дерьмо убирать! Что я вам чернавка какая?!
Я тоже не чернавка, никто из нас.
Я пододвинула к нему таз с водой и вручила тряпку.
Пускай Долкан убирает, это же его больная.
Долкан будет поить её лекарством, а вы уберёте. Все рано или поздно будут это делать, в том числе и Долкан, если хочет не вылететь с учёбы. Просто вам выпало быть первым.
Да вы хоть знаете, кто мой отец?
Я сложила руки на груди и покачала головой.
Декан факультета Целительства!
А мой отец лорд Веломри из Белоземья. Приятно познакомиться.
Не притворяйтесь глупее, чем вы есть. Я пожалуюсь, и вам с настоятелем небо с овчинку покажется!
Он швырнул мне тряпку и зашагал прочь вдоль рядов стонавших больных, но вдруг замер и попятился. Громкий, хорошо поставленный голос эхом отразился от высоких стрельчатых сводов: