Хотелось, конечно, сравнить результаты с моими способностями к отражению. Жерард говорил, что они превращают стихийную силу в зеркало, отражающее направленный в него дар, окрашиваясь в цвета его стихии. Жаль, посмотреть на это со стороны не удавалось. Лучшие книжники уже несколько веков бились над тем, чтобы создать зеркала, способные показывать ауры, а не только внешнюю оболочку, но получили лишь ловушки для призраков из стекла и полынного дыма. А больше ничего. Человек, говорил Жерард, самый удивительный инструмент богов. Как бы мы ни старались, ни повторить, ни заменить его свойства не сможем.
Хотелось, конечно, сравнить результаты с моими способностями к отражению. Жерард говорил, что они превращают стихийную силу в зеркало, отражающее направленный в него дар, окрашиваясь в цвета его стихии. Жаль, посмотреть на это со стороны не удавалось. Лучшие книжники уже несколько веков бились над тем, чтобы создать зеркала, способные показывать ауры, а не только внешнюю оболочку, но получили лишь ловушки для призраков из стекла и полынного дыма. А больше ничего. Человек, говорил Жерард, самый удивительный инструмент богов. Как бы мы ни старались, ни повторить, ни заменить его свойства не сможем.
Да зачем мне всё это?! Бесполезные знания, ближе к Безликому они меня не подвели! Я отшвырнула бумаги в угол и закрыла лицо руками.
Что с тобой? охладил меня спокойный голос Жерарда.
Я убрала руки. Он опустился на корточки и принялся подбирать мои записи с пола, аккуратно их складывая.
Недовольна испытаниями? А профессора сказали, ты выступила блестяще, Жерард подал мне записи обратно. Ну же, улыбнись, теперь у тебя есть повод смотреть на сирых обывателей свысока. И с каждым годом, с каждой пройденной ступенью он будет становиться весче.
Они даже не слушали. Их волновал только Безликий, который так ни разу со мной не заговорил. А это всё, я потрясла листами. Все эти знания никому не нужный обман, как тот жалкий клочок бумаги и красные мантии, которые мы получим на выпускной церемонии. Это вам любой безграмотный подворотный забулдыга подтвердит!
Жерард принёс стул, сел напротив и заглянул в глаза:
Почему меня должны волновать его слова, и главное, почему они волнуют тебя, м? Дело и правда не в мантиях и не в бумажках, даже не в этих конкретных знаниях и идеях, он указал на мои записи. Дело в совершенствовании, идеальной форме. Главное научиться постигать новое, открыть свой разум для идей извне, ведь именно это и есть голос божественного озарения. Тебе только кажется, что мироздание молчит, но на самом деле оно говорит с тобой всегда, даже когда ты спишь. Чем дальше, тем больше будут открываться твои глаза и уши, тем больше сможет отметить твоё восприятие и тем больше понять твой разум.
Я вздохнула, прижимая листки к груди.
Я смогу продолжить исследование для магистерской работы?
Если пожелаешь. Теперь у нас будет гораздо больше времени на нашу уникальную специализацию. У тебя всё получится, у нас! Даже с этими новыми обязанностями я вас не брошу. Вы моя главная ценность. Должности как раз нужны, чтобы позаботиться о вас и нашем проекте.
В порыве чувств я обняла его. На самом деле боялась его потерять, как свою путеводную звезду в этих поисках, а остальное так, мелочи.
Простите мои сомнения. Я буду стараться изо всех сил!
Мы оба улыбнулись впервые искренне за этот вечер.
Объявили результаты испытаний, миновали и наша выпускная церемония, и церемония вступления в должность Жерарда, прошли каникулы и снова началась изнурительная учёба.
Я частенько заглядывала в Нижний. Тут кипела жизнь, о которой я раньше знала лишь понаслышке. Обитали здесь не только разбойники и попрошайки, но и бедняки, беженцы, разорившиеся торговцы. Они налаживали быт, желая лишь одного не скатиться на самое дно, в которое превращались грязные улочки с наступлением темноты. Нищие лезли из каждой подворотни, спали на мостовой пьяные и курильщики опия, устраивали кровавые разборки шайки бандитов. Я старалась уходить к этому времени, несмотря на то что Лелю приставил ко мне парочку верзил. На глаза они не попадались, но я всегда ощущала их ауры.
Общались местные своеобразно. Никто не следовал этикету и не опускал глаза долу, а говорили всё как на духу. Кто-то принимал меня хорошо, кто-то побаивался, кто-то испытывал неприязнь.
Часть вещей и еды, что мы собирали для сирот из храма Вулкана, я приносила сюда. Дети бедняков и беспризорники ничем не хуже, к тому же дамам из благотворительности важна была исключительно похвала за «добрые дела и милосердие». На что идут пожертвования, волновало только меня.
Дети Нижнего налетали шумной стайкой, жаловались, просили. Я старалась помочь всем, кому могла, и возвращалась домой вымотанной до предела. Создавалась иллюзия, что я делаю что-то полезное.
Я часто навещала семью Машкари. Малыш Бурро выздоровел и вернулся домой. Хлоя всё так же цеплялась за меня клещом, считая своей собственностью. Что меня в ней так проняло? Схожесть ли с погибшей Айкой, желание искупить вину или непосредственность и искренность, которой мне так не хватало среди своих?