Мистер Альперт, вы еще здесь?
Да.
Марти уже определил ее акцент как австралийский и гадает, многие ли частные детективы начисто лишены музыкального слуха, или он нанял единственного в своем роде?
Итак, чем я могу вам быть полезна?
Ну, я расширяю отцовскую коллекцию, заполняю лакуны и все такое, и мне нужна пара хороших глаз. Кое-что надо промыть и отреставрировать, но мне нужна и помощь с новыми приобретениями. Я подумываю о голландской и фламандской школах, семнадцатый век. Вы знакомы с этими областями? Мой отец был голландец и с детства приобщал меня к искусству Нидерландов.
Я пишу диссертацию о Золотом веке. В Колумбийском университете. Моя тема Голландия, но во Фландрии тоже разбираюсь. Приятно познакомиться с коллекционером, который видит потенциал этой живописи.
Может быть, встретимся и обсудим перспективы?
Хорошо. Если не секрет, кто меня порекомендовал?
Марти задумывается, удерживая во рту сигарный дым.
Хороший вопрос. Не ваш ли преподаватель, с которым я разговаривал на банкете? Помню много твида.
Это не сильно сужает поле для догадок.
Они оба смеются, и Марти записывает себе очко в плюс.
Я пишу диссертацию о Золотом веке. В Колумбийском университете. Моя тема Голландия, но во Фландрии тоже разбираюсь. Приятно познакомиться с коллекционером, который видит потенциал этой живописи.
Может быть, встретимся и обсудим перспективы?
Хорошо. Если не секрет, кто меня порекомендовал?
Марти задумывается, удерживая во рту сигарный дым.
Хороший вопрос. Не ваш ли преподаватель, с которым я разговаривал на банкете? Помню много твида.
Это не сильно сужает поле для догадок.
Они оба смеются, и Марти записывает себе очко в плюс.
Вы из Австралии?
Спасибо, что не сказали «из Бостона».
Ничуть не похоже. Откуда конкретно?
Из Сиднея. Но до приезда в Америку я несколько лет жила в Лондоне. Училась реставрации, здесь занялась историей искусств. Вы знаете лондонский Институт Курто?
Конечно, отвечает Марти, хотя не уверен, что слышал это название раньше, и, чуть помолчав, продолжает: В четверг вечером у Торнтона и Моррела будет аукцион по старым мастерам, и я там кое-что себе присмотрел. Может, встретимся перед аукционом, и, если все будет хорошо, вы станете моим доверенным советчиком?
Замечательно.
Я пришлю за вами машину ровно в четыре. Какой у вас адрес?
Не надо. Я доеду на метро или на автобусе.
Я настаиваю.
В трубке слышен треск наверное, его собеседница крутит провод.
Хорошо.
Она диктует адрес, Марти записывает.
Тогда доброй ночи, мистер Альперт. Спасибо, что позвонили. Жду встречи.
Пожалуйста, Элли, называйте меня Джейк.
Хорошо.
Марти кладет трубку и понимает, что все это время не сводил глаз с фальшивки. В слабом свете тени кажутся размытыми очертаниями, едва различимыми на чуть голубоватом льде и снеге. Марти думает, как ей удалось написать нечто настолько прозрачное, почти нездешнее, и на краткий миг чувствует одно лишь восхищение.
Амстердам
Май 1637 г.
Питер де Гроот идет на распродажу имущества, устроенную Гильдией святого Луки. Он в городе по делу, но в порту случилась задержка, и надо было как-то убить три дня. Только-только светает. Он идет по Кальверстраат, ища адрес, указанный в объявлении. Ночной дозор с трещотками и собаками расходится по домам, фонарщики наливают масло в фонари на горбатых мостиках над каналами. Нужный дом, когда Питер де Гроот его находит, оказывается втиснут в тесный проулок между живописными мастерскими, кузницами и двумя сомнительного вида тавернами под названием «Голодная кошка» и «Хвост льва».
В доме множество темных комнатенок, все на разных уровнях. Худощавый человек, который представляется Теофилусом Тромпом, служителем гильдии, ведет Питера по крутой неосвещенной лестнице. Покупатели и любопытствующие уже собрались в мансарде, отведенной под распродажу. Сюда снесли мебель, свадебные подарки, постельное белье, картины без рам. Полотна расставлены по тематике, на мольбертах и вдоль стены марины слева, пейзажи посередине, натюрморты справа. Покупатели тихонько ходят, рассматривая товар. Некоторые совещаются между собой, и становится понятно, что они давно знакомы и уже не раз заключали соглашения перед аукционами. Питер гадает, будут ли желающие на натюрморты с тюльпанами. После нескольких лет тюльпаномании рынок с грохотом обвалился. Это произошло в феврале. В годы бума, когда каждый портной и стеклодув бросился спекулировать фьючерсами, Питер де Гроот остался в числе немногих голландцев, устоявших перед опасными поветрием. «Вот как корабль устроен, я понимаю», говорил он знакомым. Он знал логику шпангоутов, носа, парусов и никогда не вкладывал денег в то, чего не мог объяснить жене и детям. Ставить на цветок, который еще не расцвел, было для него все равно что ставить на движения облаков.
Он присмотрел одну конкретную марину застигнутый шквалом корабль среди пенных волн. На горизонте сквозь облака пробивался свет, и для Питера это было намеком на вечное спасение. Моряки не утонут. Море свинцовое с прозеленью Питер видел такие грозные воды в Атлантике в бытность корабельным плотником. Наконец появляется аукционист, близорукий, со стопкой бумаг в перепачканных чернилами пальцах. Он желает сперва продать домашний скарб и начинает скучным голосом объявлять лоты. Питер, просто для затравки, покупает стойку с тремя тростями. Его дом под Роттердамом стоит на огромном участке, и гости часто любуются его молуккской тростью. Другой покупатель забирает почти все кастрюли и миски возможно, в подарок молодой жене, начинающей вести собственное хозяйство. Прежде чем аукционист успевает перейти к живописи, кто-то из покупателей говорит: