Приемка лошадей происходила сейчас же за городом, на площади. Коляски, шарабаны, кабриолеты и даже одна линейка, запряженная четверкой серых лошадей, все это спешило на приемку, молодежь боялась запоздать и пропустить приезд генерала.
Когда мы подошли к площади, перед моими глазами предстала поистине восхитительная картина. Зеленой тканью далеко раскинулась площадь, с левой и правой стороны отороченная рядами белой акации. Ближе к городу был раскинут шатер, алые полотнища которого ярко выделялись на общем белом фоне палатки. У шатра был целый цветник дам, барышень и молодежи. Нарядные платья мамаш, светлые костюмы, пажеские, лицейские, правоведские, гимназические курточки и мундирчики все это смешалось в один поток ярких красок. Папаши хлопотали у лошадей, и их дворянские фуражки, шляпы и кепки далеко мелькали на площади, то скрываясь, то опять выплывая из-за лошадиных крупов и голов. Вся площадь была усеяна экипажами, подводами и лошадьми.
На правом фланге этой лошадиной армии, вытянувшись в стройные ряды, стояли перевозные коновязи, и у них было привязано 60 лошадей, серых, гнедых, рыжих и вороных, все в клетчатых коротких и щегольских попонках и новеньких недоуздках из желтой свиной кожи. Я глазам своим не верил, видя такое богатство, такую ставку. А за ней стояли другие, не так, правда, щегольски показанные, но еще более интересные.
Среди этого лошадиного моря группами бродили барышники, высматривая лошадей и прицениваясь к тем, которые, как брак, не будут приняты и попадут в их лапы. Конюхи с озабоченным видом примачивали гривы и челки лошадей, обмахивали щетками и конскими хвостами пыль и докучливых мух, изредка перекидываясь словечком.
На правом фланге этой лошадиной армии, вытянувшись в стройные ряды, стояли перевозные коновязи, и у них было привязано 60 лошадей, серых, гнедых, рыжих и вороных, все в клетчатых коротких и щегольских попонках и новеньких недоуздках из желтой свиной кожи. Я глазам своим не верил, видя такое богатство, такую ставку. А за ней стояли другие, не так, правда, щегольски показанные, но еще более интересные.
Среди этого лошадиного моря группами бродили барышники, высматривая лошадей и прицениваясь к тем, которые, как брак, не будут приняты и попадут в их лапы. Конюхи с озабоченным видом примачивали гривы и челки лошадей, обмахивали щетками и конскими хвостами пыль и докучливых мух, изредка перекидываясь словечком.
А возле шатра, правее от него, была устроена выводная площадка и место вокруг нее посыпано разноцветным песком; тут стояли стулья для членов Ремонтной комиссии и, поодаль, два стола и скамьи для писарей. На правом фланге, то есть при въезде на площадь, была выстроена команда солдат. Красивые мундиры гвардейцев по яркости красок соперничали с туалетами дам, а статные и стройные фигуры кавалеристов и их приветливые, веселые, иногда чуть задорные лица немногим уступали лицам той светской молодежи, что стояла у шатра. И над всем этим беззаботным и красивым обществом счастливых молодых людей расстилалось необъятное небо, по которому медленно плыли полупрозрачные перистые облака. Вот та картина, которая открылась передо мной на площади. Могу ли я забыть ее, равно как и то давно ушедшее и счастливое время
«Генерал едет», раздалось со всех сторон, и я спешно направился к своей команде. Из-за угла показалась открытая коляска четверней, раздалась моя команда: «Смирно, глаза направо, господа офицеры!». Генерал Яковлев был великолепен: в белоснежном кителе, рейтузах галифе (тогда их еще не носили все прохвосты и мерзавцы), высоких сапогах, с Владимиром на шее и в петлице, при оружии, со стеком в руках. Легко выскочил он из коляски, бравой походкой подошел к части и поздоровался с ней. После этого, сделав распоряжение расставить солдат по местам для приема, сказал: «Господа офицеры, прошу следовать за мной». В сопровождении членов своей комиссии генерал направился к шатру приветствовать дам. К тому времени там собрались все коннозаводчики и владельцы лошадей.
Прием солдатами, клеймение лошадей, писание бирки, прочее шли тем же порядком, что и в сибирской, и во всех остальных ремонтных комиссиях, с той, однако, разницей, что к принятым лошадям относились крайне внимательно и бережно.
Прошел десяток лет с тех пор, как я видел всех этих верховых лошадей, но они и сейчас стоят у меня перед глазами как живые! Какое это было невероятное богатство, какая красота, сколько дела и мощи во всех этих лошадях! Конечно, мне уже не дожить до нового возрождения в России верхового коннозаводства и никогда больше не увидеть таких лошадей! Глядя на замечательных орлово-ростопчинцев, я думал о том что великий князь Дмитрий Константинович хотел видеть у себя в заводе только вороных верховых лошадей, а среди орлово-растопчинцев много попадается караковых. Да, остается пожалеть, что в сущности, из-за такого второстепенного вопроса многие орлово-ростопчинские линии не попали в завод, отчего пострадала вся орлово-ростопчинская порода.[137]
Полтавская старина
Вечером того же дня в канцелярии комиссии, под которую занимался отдельный номер, происходила выплата денег коннозаводчикам и владельцам купленных лошадей, а на другой день погрузка последних и отправка их в полки. Я был свободен и решил съездить в село Знаменское, историческое коннозаводское гнездо, когда-то принадлежавшее А. Р. Шидловскому.[138] Предупредив генерала и получив его согласие, я утром, радостный и преисполненный всяческих надежд, тронулся в путь. Земский шофер хорошо знал дороги, погода была чудесная, и мы незаметно приблизились к цели нашего путешествия. Еще издалека показалось большое село, потом церковь, а затем, правее ее, тенистый столетний парк. Мы медленно подъехали к усадьбе. Торжественно стояли когда-то красивые, а ныне покосившиеся, облупившиеся и разрушенные въездные ворота. Большая площадка перед домом заросла сорной травой, и уныло глядели разбитые вазы на высоких, но уже изрядно покосившихся постаментах. Дом небольшой, но красивой архитектуры, выстроенный в благословенные времена Александровского царствования, казался вымершим. Мы остановились у подъезда. Ни одна собака не выскочила нам навстречу, ни один человек не показался во дворе. Я вошел в дом. Везде было пусто: ни людей, ни детского смеха и веселья, ни мебели ничего. Прогнившие паркетные полы скрипели и оседали под тяжестью моих шагов. Комнаты с красивыми, стильными печами в виде колонн на широком постаменте и с урной наверху, поблекшие изящные потолки, двери красного дерева все указывало, что когда-то здесь было жилье человека не только очень богатого, но и с большим вкусом.