0 будущем нападении на град со стороны угла крепости при Покровском монастыре[36]. Поэтому Печерского монастыря игумен Тихон, еще до осады, по повелению архиепископскому, пришедший в город с чудотворными Успения и Умиления Богородицы иконами Печерского монастыря, начал с духовенством и гражданами совершать ежедневные крестные хождения с теми иконами в упомянутое место, а воеводы и бояре поставили в той части стены три креста заветных. Четыре дня после сего не видно было никакого неприятельского движения. Но 1 сентября усмотрено, что по большой Новгородской[37]дороге к загородной церкви Святого Алексея человека Божия и к градским воротам Великим, Свинусским и Покровским со стороны Флоро-и-Лаврской, бывшей за Выползовой слободой, у Песков, церкви начали они от своих станов копать большие рвы. Три дня занимались они сей работой и выкопали пять больших борозд рва к городу и семь поперечных. Внутри сих борозд, как после осады найдено, сделали они 130 большие и 904 малые землянки с печками для жительства полковым чиновникам и ратникам. Прокопы доведены были почти до самых стен градских и заслонены высокими насыпями, сквозь кои наведены были пушки. 4 сентября в ночи со стороны Алексеевской церкви, на версту от города, они прикатили и поставили туры, или насыпные коробы, в коих сделали съезжий двор для закрытия конных и засадных, а другой таковой же к Великой реке от Флоро-и-Лаврской церкви; еще двое туров бойничных против Свинусских ворот и угольной Покровской башни; а третьи таковые же туры против той же башни за Великой рекой; и все оные в одну ночь насыпали землей, а на следующий день, 5 сентября, в бойничных уставили осадную артиллерию. Осажденные, замечая все сие, сами против тех туров сделали со своей стороны укрепления и, не надеясь на одну каменную стену свою, начали рубить еще за ней, от Покровского угла, по той линии деревянную с тарасами, с нагрузкой каменьев и земли на случай пролома, а по каменной поставили большие пушки и особый отряд дворян, стрелецких голов, стрельцов и посадских. Сия передовая стена от Покровской башни до Свинусских ворот особенно поручена была обороне воеводам Андрею Ивановичу Хворостинину и князю Ивану Петровичу Шуйскому. Но ежедневно туда же съезжались на совет и все бояре, и воеводы. Прочие места крайних стен и даже средней по слабейшим частям прирублены были также деревянными стенами в тарасах, с нагрузкой каменьев. Все сии стены распределены были в защиту другим воеводам, неотлучно стоявшим там день и ночь. 6 сентября начальствовавший тогда во псковском духовенстве печерский игумен Тихон по некоему откровению, с совета прочих духовных, поутру благовестом созвал граждан в собор и сделал оттуда опять крестный ход к Покровскому углу с чудотворной Печерской иконой Богородицы, с мощами святого благоверного князя Псковского Гавриила и со старой печерской хоругвью. Весь народ сопровождал их с плачем и рыданием, не чая ниоткуда более помощи и защиты, кроме Бога.
На утро 7 сентября при самом рассвете король открыл стрельбу по стенам градским с трех бойничных туров из 20 пушек и из расставленных по прикопам, продолжал оную весь день до ночи и на другой день от утра до девяти часов оного. 24 сажени городовой стены от Великих ворот до Свинусской башни и весь охаб были разбиты до земли, и еще 69 саженей стены избиты и рассыпаны в разных местах. Осажденные успели наскоро заградить пролом только рвом и фашинами, работая почти под пушечными выстрелами. Около полудня 8 числа стрельба с бойничных туров умолкла, но появились из окопов выступившие к стенам пришедшие войска. Воеводы, видя приближение их, для извещения народа приказали зазвонить в осадной колокол, висевший в Среднем городе на стене у церкви Василия Великого на горке, а неприятеля встретили со стен жестокой пушечной стрельбой, коей целые ряды его положили на поле. По звуку колокола изо всех концов города граждане, прощаясь с домашними, сбежались к стенам на оборону, а в Троицком соборе духовенство с остальным народом начало совершать беспрестанное моление. В самый полдень, по сказанию Гейденштейна, немцы, а по сказанию других венгерские гайдуки, одетые в латы, под предводительством вождей своих Борнемиссы, Матфея Керекеза и Фомы Дерцена с частью немцев, столпившись и закрывшись щитами, усиленно и поспешно приближались к пролому от Покровской башни с ручным оружием, но, дошедши, вдруг остановились, либо почитая пролом для себя тесным, или встретив вышеупомянутые фашинную и палисадную преграды со рвом, как пишут лифляндские историки, а вероятнее сильное сопротивление. Тогда поляки, за ними шедшие, из ревности протеснившись сквозь них, устремились с такой яростью на сопротивляющихся, что, сломив их, одни встали на проломе, другие взлезли на разбитые стены, третьи взошли уже на Покровскую и Свинусскую башни и, подняв там свои знамена, стреляли с высоты в осажденных. К ним туда же влезли и венгерские вожди Керекеза и Дерцен. Самая великая трудность предстояла осажденным не допустить неприятеля через проломы в открытый уже город. Ибо, к несчастью, не успели еще они в сем месте закончить начатую перед осадой заднюю деревянную стену в заслон проломной. Несмотря на это, воеводы с войском и народом упорно отбивали вторгающихся неприятелей и старались сбивать взошедших уже на стены. Крик с обеих сторон, звук и треск оружия и взаимные выстрелы пищальные заглушали даже все начальнические приказания, и каждый действовал почти только по своему устремлению. Польский король, на все сие смотревший за полверсты, из-за города с колокольни Никитской церкви, заметив смятение граждан, а своих уже на башнях и на стенах со знаменами, полагал, наверное, взять Псков в тот же день. Окружавшие его бояре, завидуя успеху и славе осаждающих, сами выпросились у него к стенам, обещаясь встретить его в городе и представить ему плененных начальствующих псковских воевод. Таких охотников с польскими и литовскими войсками пошло тогда под стены всего около 2000. Они все, оставив венгерцев и немцев на проломе, сами взошли на стены и в башни, а оттуда, как частым градом, осыпали пулями защитников, падавших рядами от поражения и от утомления при случившемся тогда солнечном жарком дне. Стон раненых, разносимых по улицам и по домам, распространил ужас по всему городу, а весть о занятии уже стен врагами достигла множество народа, собравшегося в соборе на беспрерывное моление. Отчаяние овладело всех сердцами. Все подняли руки к небу с рыданием; старые, жены и дети наполнили воплем всю церковь и, как говорит летописец, весь пол облили слезами, моля о защите града и о внушении защитникам доброго совета и храбрости. В то самое время пришла мысль воеводам завести большую псковскую пушку, Барса, к церкви Похвалы Богородицы и, поставив на раскате, направить на Свинусскую башню, заполненную лучшими чиновниками польскими. Несколькими выстрелами из оной потрясена была башня и засыпала многих, а воеводы в то же время успели подложить еще под оную порох, зажгли и развалинами погребли всех там засевших. От взрыва и погибели многих королевских бояр ужас перешел на сторону неприятеля, а осажденные, оживясь мужеством, погнали смятенных в поле. Король, увидев бегущих, немедленно выслал в помощь им свежие лучшие свои войска, с решительным повелением не отступать от стен до совершенного взятия города. Битва неприятельская возобновилась, и защитники опять начали ослабевать от усиленного напора. Тогда воеводы послали в собор к духовенству сказать, чтобы они принесли к пролому мощи святого благоверного князя Псковского Гавриила с чудотворными иконами Богородицы и другими. Немедленно были подняты из собора сии святыни, а наперед их прискакали к пролому на конях три монаха: Печерского монастыря келарь Арсений Хвостов, Снетогорского монастыря казначей Иона Наумов и игумен Мартирий все родом из бояр и в мире бывшие храбрыми воинами. Они воскликнули к воеводам и воинам громким голосом: «Не бойтесь, братия! станем крепко! устремимся вкупе на литовскую силу! Богородица бо к нам грядет с милостию и заступлением и со всех святых помощью!»