Изредка до них доносились крики гуляк, невнятное бормотание купцов и нарских рабочих, неверными шагами ковылявших из таверны в таверну. Город был насыщен мешаниной запахов: уютным духом пива, приторными ароматами вин, зловонием рвоты, едким смрадом мочи.
Среди всей этой грязи Ричиус заметил нищих. Они жались на каждом углу, у каждого здания. Более удачливые грелись у костерков. Глядя на них, он вспомнил, что во время первого приезда в Экл-Най тоже были нищие, но тогда их вид не вызвал у него тревоги. Все провинции Нара кишели нищими. Говорили, будто Черный Город ими наводнен. Не теперь, увидев их небывалое скопление, Ричиус почувствовал странное беспокойство. Да, их количество доходило до абсурда, но само по себе это еще не пугало. Причина была в чем-то ином, чего он прежде никогда не замечал. Однако он никак не мог определить, в чем дело, пока к ним не приблизилась какая-то бесформенная тень.
В полутьме Ричиус едва разглядел подошедшего; ему показалось, что этот нищий — низенький и сутулый старик, старик с белыми волосами. Но когда мужчина оказался перед ними, и поднял голову, и показались миндалевидные глаза, Ричиус понял, что цвет его волос определяется трийской кровью.
Всадники резко осадили лошадей.
— Жалуста тайте!
Ричиус покачал головой, глядя на протянутую к нему грязную руку. Несмотря на косноязычие, мольба была понятна.
— Нет, — сказал Ричиус, — уйди с дороги.
Триец упал на колени. Он стиснул костлявые руки и, словно молитву, еще настойчивее произнес:
— Тайте, жалуста тайте!
Ричиус застонал. Он не был чужд состраданию, но при нем почти не имелось денег, а по прошлому опыту он знал: если подаст милостыню этому нищему, то остальные не дадут им прохода.
— Мне очень жаль, — сказал Ричиус. — У нас ничего для тебя нет.
Динадин обнажил меч.
— Ты что, оглох? — закричал он, размахивая высоко поднятым клинком. — Убирайся с дороги, или я снесу твою уродливую башку!
Испуганный триец отшатнулся и поспешно убежал. Ричиус даже не подозревал, что нищий способен передвигаться столь быстро. Теперь на них таращилось множество глаз — и все они принадлежали трийцам.
— Глупые гоги! — бросил Динадин, возвращая меч в ножны. — Я приехал сюда, чтобы найти себе женщину, а не терпеть эту мразь!
Ричиус изумленно посмотрел на юношу.
— К чему все это? Бога ради, Динадин, это же просто нищий! Зачем ему так угрожать?
Динадин не ответил, но слишком выразительным было его осунувшееся лицо. На нем оставили свою печать горечь, ужас и гнев, накопившиеся за время войны в траншеях.
Всадники не двигались, пока Динадин наконец не заговорил:
— Проклятие, посмотри на этих чертовых гогов! Ты ведь понимаешь, что это значит, правда?
Ричиус прекрасно понимал, что значит присутствие такого количества беженцев, но не мог заставить себя произнести эти слова вслух. В отличие от Динадина он надеялся, что все рассказы о трийских нищих в Экл-Нае преувеличены. Теперь же, увидев все это воочию, он снова вспомнил, о чем говорил ему Динадин. Он чувствовал себя совершенно беспомощным, неспособным пошевелиться, словно мышь, заметившая тень падающего вниз ястреба.
— Ну, — промолвил наконец Динадин, — скажи что-нибудь!
Ричиус опустил голову.
— Что ты хочешь от меня услышать? Что ты был прав? Прекрасно: ты был прав. Ты доволен?
Динадин подъехал поближе к нему.
— И это все? Неужели ты не видишь, Ричиус? Война проиграна. Все здесь это понимают. А почему не понимаешь ты?
— Но здесь нет войск, Динадин! Разве ты их здесь видишь?
— Ричиус…
— Войск нет! Никто не отступает. Это все — ложь, слухи. Что бы изменилось, будь здесь даже миллион трийцев? Ничего. Для императора это не имеет значения!
Ричиус прижал ладони к вискам: казалось, голова вот-вот расколется. Он проехал многие мили в поисках ответа, но здесь его не было.