Количественное преобладание второклассных бояр в таком сенате со временем способствовало бы стиранию различий между боярами разных классов. В то же время наследственный принцип расширил бы пропасть между боярами и остальным населением. Предлагаемая формула могла произвести лишь олигархию, пускай даже и несколько более широкую, чем аристократический режим, к которому стремились крупные бояре. Вот почему трудно рассматривать Конституцию карбонариев и другие проекты молдавских радикалов как реализацию либерально-демократических идеалов Французской революции[455]. Как и многие «прогрессисты» конца XVIII начала XIX столетия, Тэуту был весьма элитарен: он боялся «анархии толпы» и порицал французских революционеров-республиканцев[456].
Более убедительная интерпретация Конституции карбонариев была предложена И. К. Филитти, который писал о влиянии польских революционных эмигрантов на молдавских радикалов. Согласно Филитти, и мелкие молдавские бояре, и революционно настроенная польская шляхта заигрывали с лозунгами Французской революции, преследуя при этом весьма традиционалистские цели[457]. С этой точки зрения Конституция карбонариев не была программой политической модернизации и представляла собой попытку вернуться в прошлое. Филитти также указал на Устав образования Бессарабской области 1818 года как на один из источников вдохновения молдавских радикалов[458]. В качестве подтверждения своей гипотезы румынский историк ссылался на письмо ворника Щербана Негела своему брату, молдавскому митрополиту Вениамину Костаке, в котором первый описывал стремление мелких молдавских бояр избирать чиновников и участвовать в государственных делах наравне с крупным боярством, как в Бессарабии[459]. Идея российского влияния на Конституцию карбонариев высказывалась уже во второй половине XIX столетия одним из лидеров румынских консерваторов П. П. Карпом, чей отец был одним из предводителей мелкого боярства[460]. Как будет показано ниже, в своих петициях российским властям второклассные молдавские бояре действительно ссылались на пример бессарабской автономии в попытке отстоять свои политические права, отрицаемые крупным боярством.
Разумеется, различия между консервативно-легитимистской идеологией Александра I в последние годы его царствования и патриотической риторикой молдавских радикалов были слишком сильны, чтобы допустить возможность прямого российского влияния на последних. В то же время различия в политической риторике не могут скрыть принципиальную схожесть стремления мелких молдавских бояр к равноправию внутри боярского сословия с идеалом дворянской империи Екатерины Великой, воплотить который попытался ее внук во второй половине своего царствования. Либеральная политика российских властей 1810х годов в вопросе признания за переселившимися в Бессарабию второклассными и третьеклассными боярами дворянского статуса отражала принципы Жалованной грамоты российскому дворянству 1785 года, в которой утверждался принцип равноправия всех дворян. Широкое участие бессарабского дворянства в областном управлении на основании Устава 1818 года отражало принципы екатерининской губернской реформы 1775 года. Оба этих аспекта российской политики в Бессарабии после 1812 года в целом соответствовали требованиям молдавских «карбонариев»[461].
Со своей стороны, крупные бояре-эмигранты в Кишиневе и Черновцах пользовались любой возможностью для того, чтобы представить проекты бояр-радикалов и политику господаря Стурдзы подрывающими основы социального порядка. В августе 1823 года лидер кишиневских эмигрантов Иордаке Росетти-Розновану обратился к новоназначенному бессарабскому наместнику М. С. Воронцову с запиской, в которой снова обрушился с критикой на выскочек, занявших главные посты после 1821 года. Согласно Розновану, падение влияния крупных бояр совпало с беспрецедентным вмешательством Порты во внутренние дела княжества, ставшим возможным благодаря оккупации. Политические перемены, произошедшие после 1821 года, не только подорвали традиционную молдавскую социальную иерархию, но и временно приостановили российский протекторат, который ранее позволял ограничивать османское вмешательство. Сопоставляя эти две тенденции, Розновану стремился продемонстрировать российскому наместнику, что поддержка требований крупного боярства представляла собой наилучший способ восстановления российских позиций на Дунае[462].
Спустя год Розновану составил подробное опровержение меморандума, представленного молдавскими радикалами господарю Стурдзе в июне 1824 года, после того как Великий визирь потребовал от последнего гарантий безопасности османских купцов по эвакуации османских войск из княжества. Розновану утверждал, что в условиях сохранения османского сюзеренитета над Молдавией предложенное радикалами войско в 4 или 5 тысяч солдат могло служить лишь средством внутреннего угнетения и обогащения тех самых парвеню, которые ныне находились у власти. До тех пор пока княжества оставались частью Османской империи, распространение на иностранных подданных, проживавших на территории княжества, молдавской юрисдикции означало бы, по мнению лидера кишиневских эмигрантов, ущемление их интересов без компенсации, которую могло предоставить только правительство независимой страны.