Посланник должен был добиться удовлетворения российских коммерческих интересов и прекращения притеснений, чинимых российским подданным в османских владениях, положить конец османским нарушениям общей границы в Азии и способствовать признанию Портой сербской автономии. В отношении княжеств Строганов требовал компенсации местным жителям за незаконные поборы и трудовые повинности, которые им пришлось нести в первые годы после заключения мира, а также двухлетнего освобождения княжеств от дани в соответствии с Бухарестским мирным договором. Строганов настаивал и на признании Портой неприкосновенности представителей господарей в Константинополе. Наконец, он потребовал возвращения княжествам земель, отчужденных в свое время в райи дунайских крепостей, что так и не было сделано Османами, несмотря на то что это положение было включено еще в Кючук-Кайнарджийский договор и недавно подтверждено Бухарестским миром. Однако Порта отказалась обсуждать все эти вопросы до тех пор, пока Россия не вернет ей Азиатское побережье Черного моря, и отвергла предложение Строганова рассмотреть взаимные претензии[294].
Общий тон восточной политики России после 1815 года не только не позволял Строганову добиться исправления прошлых нарушений российско-османских соглашений, но и существенно ограничивал его возможности препятствовать новым нарушениям. Характерным в этом смысле был обмен между Строгановым, Портой и российским Министерством иностранных дел относительно нарушений финансовых положений хатт-и шерифа 1802 года, подтвержденных Бухарестским миром. Хотя хатт-и шериф отменял все новые налоги, введенные в княжествах после 1783 года, молдавский господарь Скарлат Каллимахи попытался повысить косвенные налоги (так называемые русуматы) на миллион пиастров, что было немедленно опротестовано российским консулом А. Н. Пизани в ноябре 1817 года[295]. Месяц спустя российский генеральный консул в Бухаресте А. А. Пини опротестовал подобную же меру со стороны валашского господаря Иоана Караджи[296]. Сообщения консулов послужили основой для двух нот, адресованных Строгановым Порте в феврале и апреле 1818 года, в которых посланник потребовал, чтобы господари «всегда уважали представления российского министра и консулов» в налоговых вопросах[297]. В своем докладе Министерству иностранных дел Строганов предлагал оказать давление на господарей, чей семилетний срок правления (установленный хатт-и шерифом 1802 года) истекал в 1819 году. Посланник рассматривал возможность раннего смещения особенно непокорного Каллимахи и даже предлагал министерству несколько кандидатур вместо него[298].
Общий тон восточной политики России после 1815 года не только не позволял Строганову добиться исправления прошлых нарушений российско-османских соглашений, но и существенно ограничивал его возможности препятствовать новым нарушениям. Характерным в этом смысле был обмен между Строгановым, Портой и российским Министерством иностранных дел относительно нарушений финансовых положений хатт-и шерифа 1802 года, подтвержденных Бухарестским миром. Хотя хатт-и шериф отменял все новые налоги, введенные в княжествах после 1783 года, молдавский господарь Скарлат Каллимахи попытался повысить косвенные налоги (так называемые русуматы) на миллион пиастров, что было немедленно опротестовано российским консулом А. Н. Пизани в ноябре 1817 года[295]. Месяц спустя российский генеральный консул в Бухаресте А. А. Пини опротестовал подобную же меру со стороны валашского господаря Иоана Караджи[296]. Сообщения консулов послужили основой для двух нот, адресованных Строгановым Порте в феврале и апреле 1818 года, в которых посланник потребовал, чтобы господари «всегда уважали представления российского министра и консулов» в налоговых вопросах[297]. В своем докладе Министерству иностранных дел Строганов предлагал оказать давление на господарей, чей семилетний срок правления (установленный хатт-и шерифом 1802 года) истекал в 1819 году. Посланник рассматривал возможность раннего смещения особенно непокорного Каллимахи и даже предлагал министерству несколько кандидатур вместо него[298].
Однако жесткая позиция, занятая Строгановым, не была поддержана в Петербурге. Уже в начале 1818 года Нессельроде писал ему, что смещение господарей, представлявшееся логическим наказанием за злоупотребления, противоречит интересам России, поскольку произошло бы до истечения семилетнего срока, на соблюдении которого настаивала сама Россия с 1802 года[299]. Настойчивость Строганова, вероятно, обеспокоила Александра I, который стремился продемонстрировать свои миролюбивые намерения в преддверии Ахенского конгресса Священного союза, назначенного на осень 1818 года. В результате Каподистрия, сопровождавший императора в его поездке по Бессарабии и Новороссии в апреле и мае 1818 года, написал Строганову из Одессы, что его агрессивность подрывает миролюбивый образ России в глазах европейских держав. Каподистрия напомнил посланнику о недопустимости войны с Османами и порекомендовал ему избрать «дружелюбную и пассивную позицию» в переговорах с ними. Такая политика должна была убедить европейские кабинеты, что Россия стремится лишь обеспечить исполнение условий Бухарестского мира и что российское правительство будет соблюдать статус-кво, даже если Порта откажется от дальнейших переговоров[300]. Строганову ничего не оставалось, кроме как посетовать на то, что Россия «жертвует своими правами и интересами в Леванте ради сохранения мира в Европе»[301].