Театральные дела мои ничего, скорей недурно. Обещает этот сезон интересную работу. Сережа занят своими делишками, строчит стихи еще. Народ у нас толчется разный вот Макс Волошин, появился и исчез в Париж[790]. Садовской[791] и еще разные «молодые силы». Столпов, как Вы знаете, у нас Брюсов да Белый тот женился на «Асе Тургеневой», 18-ти лет мила, без денег, живут под Москвой. (Это ее настоящее имя)[792]. Брюсов редактирует «Р<усскую> М<ысль>» и председательствует в «Литер<атурно->Худ<ожественном> Кружке». Вот все наше. Крепко, крепко целую Вас, привет Ф. К. Как хорошо, что вышла книга о нем[793]. Ваша Л. Рындина.
Датируется по почтовому штемпелю: Москва. 7.9.11. Пб. 8.9.11. Написано на бумаге с вытесненным вензелем: L. R.
Дорогая Анастасия Николаевна, шлю Вам свой привет. Еду через 5 дней в Париж, рада этому очень[794]. Сережа не едет. Вот одно, что меня огорчает утешаюсь мыслей <так!>, что скоро вернусь. Но так все ничего. Вспоминаю с радостью, что осенью буду в Питере у Вас. [][795] Где Вы будете жить, не забудьте дать свой адрес. Привет Федору Кузьмичу и поцелуй от души Вам.
Открытка. Датируется по почтовому штемпелю: Москва. 20.IV.1912.
Дорогая Анастасия Николаевна, привет Вам по дороге в Париж, куда еду с сестрой, писала я Ол. Ник. <?>[796], думая, что она наверно едет; оказывается, что нет. А Вы писали, что больны и тоже там не будете. Будете если, не забудьте дать знать. Из Парижа черкну адрес. Привет и поцелуй.
Открытка. Датируется по почтовому штемпелю: Москва. 20.IV.1912.
Дорогая Анастасия Николаевна, привет Вам по дороге в Париж, куда еду с сестрой, писала я Ол. Ник. <?>[796], думая, что она наверно едет; оказывается, что нет. А Вы писали, что больны и тоже там не будете. Будете если, не забудьте дать знать. Из Парижа черкну адрес. Привет и поцелуй.
Открытка с видом: Berlin. Neuer Dom. Датируется по почтовому штемпелю: 15.5.12. Berlin.
Анастасия Николаевна, милая, давно не получала я от Вас известий. Сережа решил Вам (не зная Вашего летнего адреса) писать в Петерб<ург>[797]. Не знаю, получили ли Вы его письмо? Я уже полтора месяца как вернулась из Парижа. Получили ли Вы мои открытки оттуда? Здесь я уже успела сыграть 4 хороших роли. Правда, в старых затасканных пьесах. Но для опыта роли, сыгранные с Императорскими актерами, большие (главные) и с 3 репетиций мне очень полезны[798]. Вижу теперь, что я освоилась очень со сценой и что теперь пойдет самая интересная работа уже отделка ролей, их истолкование и т. д. Помешал мне мой апендицит <так!>, который я решила вырезать в августе месяце. Играть зимой буду (если выживу операцию <так!>) главным образом в Петербурге. Жаль мне Сережу но я очень люблю Петербург, и сами догадайтесь, кого в нем, и чей дом меня тянет, где можно набраться «творимой жизненной радости»[799] и жить потом этим.
Сейчас, сию минуту принес почталион письмо Ваше Сереже, и он сегодня же будет звонить и узнавать подробности где и что Алекс. Львовна и думает предпринять все что возможно[800]. Вы знаете его нежность и отношение к произведениям Фед. Кузьмича. Как живут Судейкины очень они милые я больше знаю ее, т. ч. невольно свое отношение к нему строю на отношении к ней[801]. Здесь сейчас жарко, и если бы не предстоящая операция, все было бы ничего но как себя ни успокаиваешь, трудно относиться к этому спокойно. Спросите Серг. Юльевич. Судейкина получил ли он мое письмо (просила у него ко<н>трам<арку> на Дягилева), ответа на него я не получила писала на театр (в Париж). Крепко целую Вас, Анастасия Николаевна. Мой привет Фед. Кузьмичу.
Всей душой Ваша
Датируется по почтовому штемпелю: Вагон Воронеж Москва. 25.7.12. Написано на бумаге с вытесненным вензелем: L. R.
За многолетние хорошие отношения за то, что не только я ничего дурного Вам сознательно не сделала, не говорила никому никогда на свете о Вас дурно, но даже и о Вас при себе не позволяла иначе говорить, как хорошо. Я задаю Вам вопрос, который даже приговоренные к полевому суду имеют право задать: за что? И что «все» Вы знаете. Фальшь мне так чужда, и я никогда не лгу. Сейчас это письмо пишу не для того, чтобы бывать у Вас я когда меня и приглашают, не лезу со своими посещениями, а теперь Да я и на днях уезжаю, а на будущий год в Петер<бурге> не буду, верно, совсем. «За что?», Анастасия Николаевна. И вот разбилась еще одна драгоценная лампада, ведь женщина не может быть ничем, кроме женщины они все «как все». Разве бы мущина написал бы такое письмо, не спросив, не узнав, обвинил в чем-то, не сказав, в чем. И вот Вы, Анастасия Чеботаревская, жена Сологуба так поступили, а я маленькая актриска говорю я ради дружбы отказалась раз в жизни от любимого человека, когда мне еще было 19 лет. И счастлива этим, и горда. И боль была ясная, чистая. И теперь теряюсь в догадках, за что Ваше письмо. Мне жаль, что я Вас так любила, так верила Вам, когда я видела тени на Вашем лице, мне хотелось пасть пред Вами на колени. И Вы этому не поверили, а какая-то гнусная сплетня (что же другое?) все разбила. Прощайте я никогда дурно о Вас никому не скажу, я верна, и в прошлом я очень Вас любила, и нельзя предавать старых богов прежднюю веру. Что я думаю, я знаю одна Прощайте. Я даже не сержусь все нужно в мире. Я просто ухожу.