В середине июля датское правительство направило официальные депеши в Берлин и Лондон, в которых содержалась просьба о перемирии сроком до конца месяца[924] для заключения мира[925].
15 июля Бисмарк сообщил датской стороне о согласии Пруссии начать переговорный процесс и прекратить ведение боевых действий. 18 июля между военными державами было подписано соглашение о приостановлении боевых действий с 20 по 31 июля[926]. Для участия в мирных переговорах Бисмарк прибыл 22 июля в Вену, хотя «Санкт-Петербургские ведомости» иронизировали над тем, что «г. Бисмарк, вероятно, не без сожаления отказался от той «моральной поддержки», какую оказала бы ему конференция, заседающая в Берлине, этой столице, не видавшей доселе конференций»[927]. На следующий день Бисмарк отправил королю Вильгельму письмо, в котором значилось, что, учитывая все военные расходы Пруссии, наиболее подходящей компенсацией для нее являлось бы герцогство Лауэнбург[928]. Переписка между Бисмарком и королем в конце июля 1864 г. свидетельствовала о желании прусского монарха больших территориальных приращений, в отличие от более умеренных предложений Бисмарка. Прусский министр-президент и без того вел непростые переговоры с датчанами, которые стремились к минимальным территориальным потерям[929].
Осторожные действия Бисмарка в Вене были обусловлены двумя причинами. Необходимо было заключить такое перемирие, чтобы, внешне удовлетворяя интересы всех сторон, подготовить правовую базу для аннексии Пруссией территории герцогств в будущем. Выдвижение в настоящий момент непомерных требований могло бы сорвать дальнейший ход переговоров и привести к непредсказуемым последствиям. В совершенно секретном донесении из Петербурга Редерн информировал Берлин о том, что Горчаков в конфиденциальном разговоре сообщил ему о плане Англии выступить с предложением к России и Франции о выдвижении совместного флота с целью блокады германских границ, если бы переговоры зашли в тупик и закончились ничем[930].
Убедившись в том, что реальной помощи ждать не от кого, Дания подписала 1 августа 1864 г. предварительные условия мира[931]. Датский король Кристиан IX уступил все права на спорные герцогства Гольштейн, Шлезвиг и Лауэнбург в пользу прусского короля Вильгельма I и австрийского императора Франца-Иосифа I[932]. Горчаков писал Кноррингу в Вену: «Мы рассматриваем подписание прелиминариев как прелюдию к предстоящему заключению окончательного мира. Наше августейшее величество поздравляет с таким результатом»[933]. И хотя результаты этой кампании не стали существенным потрясением для Европы, был все же «нанесен новый удар по порядку вещей, установленному Венскими трактатами[934], и нанесен притом державами, которые <> считались и были представительницами охранительного начала в Европе»[935].
В этой связи нельзя не уделить внимание письму Бисмарка Вертеру 6 августа, содержание которого должно было быть доведено до сведения министра иностранных дел Австрии Рехберга. Бисмарк настаивал на том, что отторжение герцогств от Дании не является делом Германского союза, но исключительно Пруссии и Австрии: «После заключения мира с Данией, обе державы находятся в том положении, чтобы самостоятельно заняться утверждением порядка в обоих герцогствах и <> вести управление от своего собственного имени».[936]
Бисмарк высоко оценивал сложившееся в период Датской войны сотрудничество Пруссии и Австрии. Он писал, что две великие германские державы не могли допустить учреждения должности третьего комиссара для контроля над герцогствами со стороны Германского союза. По его мнению, это была бы уступка национальному либерализму, «демагогам» из Сейма и революции, «под покровом» шлезвиг-гольштейнского вопроса. «Истинно немецкая и консервативная политика, писал Бисмарк, возможна лишь при единстве и управлении Австрии и Пруссии». Неоспоримое право Пруссии и Австрии на управление германскими землями Бисмарк считал «насущной потребностью для Германии». Лишь при таком тесном сотрудничестве можно было бы обеспечить труднодостижимое вследствие интриг Союзного сейма единство Германии на международной арене и оказывать существенное влияние на развитие Европы. «Если Пруссия и Австрия не будут едины, Германии в политическом смысле не будет совершенно»[937], резюмировал Бисмарк. На состоявшейся 22 августа встрече Вильгельма I с Францем-Иосифом I и Рехбергом Бисмарк повторил: «Мы должны в целях проведения германской политики держаться вместе и сообща оказывать влияние на союзнические (по Германскому союзу В. Д.) отношения»[938].
Еще со времен своей петербургской миссии Бисмарк прекрасно помнил, что Александр II неоднократно высказывался о необходимости прусско-австрийского единства в Германии. Выступая за тесный союз Австрии и Пруссии как оплот против революции, Бисмарк не только завоевывал популярность в Германии, но также демонстрировал на деле свое доброе отношение к России. Сравнивая действия Бисмарка с безуспешной политикой «нравственных завоеваний» периода «Новой эры», «Санкт-Петербургские ведомости» отмечали: «Для г. Бисмарка невозможного ничего нет. Он осуществил «нравственное завоевание», да еще какое? Нравственное завоевание Австрии <> чего никогда не снилось либералам»[939]. Конечно же, имеет место выраженная в советской историографии мысль о том, что Бисмарк стремился к максимальной выгоде от временного союза с Австрией[940], но нельзя не учитывать тот факт, что, еще будучи дипломатом во Франкфурте, Бисмарк неоднократно высказывался о союзе Пруссии и Австрии, как необходимом для существования Германского союза. Кажется, что в эту мысль он даже сам несколько поверил и теперь, в 1864 году. Так, в личной корреспонденции в сентябре 1864 г. он подчеркивал мысль о необходимости совместных действий двух великих держав: «Если слово «германский» должно быть больше нежели epotheton ornans, если должно быть практическое усиление могущества, то это, на мой взгляд, может быть достигнуто <> лишь путем интимного, активно проводящего германскую политику союза обеих великих держав»[941].