19 февраля Дж. Расселл выступил с инициативой созыва в Лондоне международной конференции для решения датского вопроса. Французская сторона, раздосадованная тем, что с такой инициативой первыми выступили англичане, все же согласилась на участие в конференции[801]. В Петербурге на фоне опасений о возможном начале общеевропейской войны эта новость была встречена с воодушевлением[802], позже сменившимся волнением из-за того, что различия между воюющими сторонами в видении будущего спорных герцогств может сорвать переговорный процесс,[803] после которого наступило огорчение, когда эти различия привели к фактическому замораживанию подготовки конференции[804].
В сложившихся обстоятельствах Бисмарк придавал большое значение не только «выстраиванию» правильной для Пруссии позиции России, но и настроению самого Горчакова, которое стало заметно ухудшаться с продолжением военных событий в Дании. Российского министра иностранных дел настораживало сокрытие Бисмарком своих истинных планов, несмотря на то, что из Берлина постоянно поступала информация об отсутствии для Пруссии необходимости территориальных приращений[805].
После некоторого затишья в переговорах между великими державами о проведении конференции, инициативу по возобновлению обсуждения этого вопроса взяла на себя Франция. Было принято решение об открытии конференции без предварительных определений ее оснований, поэтому «догадки европейской журналистики (были В. Д.) направлены преимущественно к тому, с какой программой явится на конференцию каждая из держав»[806].
Осторожное поведение Бисмарка в датском вопросе на данном этапе проявилось в его инструкции уполномоченным Пруссии и Австрии на конференции[807]. Германским дипломатам ставилась задача «ни выдвигать какой-либо определенный базис, ни стремиться к какой-либо обязательно достижимой цели» Пруссия скрывала свои интересы. Бисмарк создавал видимость бескорыстной политики Пруссии и объяснял дипломатам, что необходимые для решения датского вопроса принципы и положения как раз и должны быть выработаны на конференции в формате свободной дискуссии. Вместе с тем, он подчеркивал, что задача германской делегации заключается в «соблюдении прав и интересов герцогств и Германии» и отклонении трех программ, с которыми могли бы выступить негерманские державы: сохранение «общих договоров 1850 52 гг.» (Дания), «чистый принцип интегритета датской монархии» (Англия) и народное волеизъявление (Франция).
В Берлине прекрасно понимали, что на пользу Пруссии и Австрии на переговорах в Лондоне пойдет не только несогласованность позиций великих держав, но более боевые победы союзной армии. Скромные военные успехи в Дании и действия австро-прусских войск ради простого восстановления изложенных в лондонских протоколах прав немцев не принесло бы необходимых результатов на конференции. В войне с датчанами необходимо было добиться такого преимущества, которое дало бы возможность заявить о германских национальных интересах в этом вопросе решительно и бескомпромиссно.
С этой точки зрения генералу Врангелю было чем порадовать Берлин. После принятого в конце зимы на заседании Союзного сейма решения о замещении стоявших в Гольштейне ганноверских и саксонских войск австро-прусскими и вступления 1 февраля 1864 г. союзных войск в Шлезвиг датская оборона в скором времени была фактически прорвана, датчане не оказывали достойного сопротивления. Это повышало военные аппетиты Берлина и Вены. 6 марта Австрия и Пруссия подписали дополнительные статьи к соглашению 16 января об оккупации Шлезвига. В этих статьях утверждалось, что военное сопротивление Данни вынуждало германские государства к активным военным действиям против Дании и даже возможной оккупации Ютландии[808], а Лондонский протокол 1852 г. едва ли мог теперь рассматриваться как основа для мирного урегулирования конфликта[809]. К середине марта действия союзных войск привели к отступлению армии противника к укрепленным позициям под Дюббелем. Другой корпус датской армии вынужден был отойти на север Ютландии в крепость Фредерисия. Несмотря на упорное сопротивление датчан на море, преимущество союзных войск было очевидным[810].
С этой точки зрения генералу Врангелю было чем порадовать Берлин. После принятого в конце зимы на заседании Союзного сейма решения о замещении стоявших в Гольштейне ганноверских и саксонских войск австро-прусскими и вступления 1 февраля 1864 г. союзных войск в Шлезвиг датская оборона в скором времени была фактически прорвана, датчане не оказывали достойного сопротивления. Это повышало военные аппетиты Берлина и Вены. 6 марта Австрия и Пруссия подписали дополнительные статьи к соглашению 16 января об оккупации Шлезвига. В этих статьях утверждалось, что военное сопротивление Данни вынуждало германские государства к активным военным действиям против Дании и даже возможной оккупации Ютландии[808], а Лондонский протокол 1852 г. едва ли мог теперь рассматриваться как основа для мирного урегулирования конфликта[809]. К середине марта действия союзных войск привели к отступлению армии противника к укрепленным позициям под Дюббелем. Другой корпус датской армии вынужден был отойти на север Ютландии в крепость Фредерисия. Несмотря на упорное сопротивление датчан на море, преимущество союзных войск было очевидным[810].