Происходившие в Европе события оказали влияние также и на внешнеполитический курс России. Петербург был обескуражен таинственностью и скоростью подписания прелиминариев, поскольку в течение всего периода войны он заявлял о своей поддержке Франции и надеялся на то, что император Наполеон III хотя бы предварительно поставит его в известность о своих планах. Л. фон Герлах сделал в своем дневнике интересную запись по этому поводу: «Горчаков остался один, правда, все также убежден в альянсе с Францией, который считает необходимым. Император постоянно демонстрирует свое хорошее отношение к нам»[406]. Уезжая в Германию в отпуск, Бисмарк отправил в Берлин последнюю за 1859 г. телеграмму, которая как будто успокаивала его самого и блестяще подводила предварительный итог его первого периода пребывания в Петербурге: «Император Александр желает установить с нами связи теснее, чем когда-либо, и испытывает по отношению к прозрачности мирных намерений некоторое недоверие. Все было разыграно без ведома России»[407]. Личные чувства императора были задеты. У Бисмарка появилась надежда, что вследствие такой нечестной французской игры Александр II теперь с большим интересом обратит свои взоры в сторону Германии и, конкретно, Пруссии, расставив новые приоритеты в своей внешней политике.
Изменение вектора внешней политики России стало очевидным на варшавском совещании 1823 октября 1859 г. между императором Александром II, А. М. Горчаковым и российскими дипломатическими представителями при крупнейших дворах Европы: П. Д. Киселевым в Париже, Ф. И. Брунновым в Лондоне, А. Ф. Будбергом в Берлине и В. П. Балабиным в Вене. Высказанное Киселевым предложение о своевременности заключения оборонительного союза с Наполеоном III было негативно оценено российским императором. Он подчеркнул, что «доверие мое к политическим видам Людовика-Наполеона сильно поколеблено. Его приемы небезупречны. Нужно внимание, чтобы не вдаться в обман»[408]. Татищев также отмечал, что на варшавском совещании произошла перемена в отношениях России с Францией в пользу выстраивания тесных связей с Пруссией. И пусть еще нельзя было говорить об отходе от достигнутых в Штутгарте договоренностей, но Франция переставала быть главным союзником России, и ее место уверенно занимала Пруссия.
Варшавское совещание российского императора имело логическое продолжение, закрепившее наметившиеся во внешней политике России изменения. С 23 по 26 октября 1859 г. в столице прусской Силезии, городе Бреслау, состоялась встреча императора Александра II с принцем-регентом Вильгельмом. Еще в сентябре месяце Вильгельм вызвал Бисмарка в Баден и поручил ему через российского дипломата в Берлине Будберга договориться о двусторонней встрече с самодержцем[409]. Получив согласие российской стороны, Бисмарк отправился в Варшаву, чтобы оттуда сопровождать Александра II в Бреслау на встречу с прусским принцем-регентом[410].
В письмах жене Бисмарк передавал свое восхищение от того благожелательного добродушия, которое ему было оказано в Варшаве: «Завтрак с императором, затем долгая аудиенция, также любезно как и в П<етербурге> и очень учтиво»[411]. В редких письмах жене за это время Бисмарк писал о многочисленных обедах, фейерверках и спектаклях, военных смотрах и парадах, которыми были наполнены эти пять дней.
23 октября Александр II прибыл в Бреслау в сопровождении А. М. Горчакова, А. Ф. Будберга и О. фон Бисмарка. Прусского принца-регента сопровождали министр А. фон Шлейниц и А. фон Роон, член прусской комиссии по вопросам реорганизации армии.
Основной итог состоявшихся переговоров заключался в том, что прусская и российская стороны высказали настороженность национальной политикой Наполеона III и подчеркнули необходимость поддержания благоприятных отношений с Францией для сохранения безопасности в Европе и урегулирования спорных конфликтов.
После беседы с приехавшим из Бреслау руководителем прусского военного кабинета генералом Э. фон Мантейффелем Л. фон Герлах оставил в своем дневнике интересную запись об этом сюжете[412]: «Все разъехались совершенно довольными. Мантейффель утверждает, что российская политика исходит из того, чтобы ликвидировать Парижский мир и вытеснить Англию из континента. На этом сблизились Россия и Франция, на этой почве Россия даже объединится с Австрией». Герлах подчеркивал, что Бисмарк, которого Мантейффель приписал к сторонникам курса «Новой эры», высказал в Бреслау свою идею, к которой он пришел еще четыре года тому назад: «Посредническое сближение с Францией и Россией». Герлах, однако, скептически относился к этому. Полагая, что истинной целью такой политики Бисмарка являлось «противодействие коварной и изощренной политике Австрии», Герлах был убежден в том, что это не являлось целью политики России.
После беседы с приехавшим из Бреслау руководителем прусского военного кабинета генералом Э. фон Мантейффелем Л. фон Герлах оставил в своем дневнике интересную запись об этом сюжете[412]: «Все разъехались совершенно довольными. Мантейффель утверждает, что российская политика исходит из того, чтобы ликвидировать Парижский мир и вытеснить Англию из континента. На этом сблизились Россия и Франция, на этой почве Россия даже объединится с Австрией». Герлах подчеркивал, что Бисмарк, которого Мантейффель приписал к сторонникам курса «Новой эры», высказал в Бреслау свою идею, к которой он пришел еще четыре года тому назад: «Посредническое сближение с Францией и Россией». Герлах, однако, скептически относился к этому. Полагая, что истинной целью такой политики Бисмарка являлось «противодействие коварной и изощренной политике Австрии», Герлах был убежден в том, что это не являлось целью политики России.