Тем временем на Апеннинском полуострове происходили важные события, исход которых обеспокоил дипломатические ведомства всей Европы. 24 июня австрийские войска потерпели очередное поражение в битве при Сольферино. На следующий день прусский посланник граф Узедом официально заявил в Союзном сейме во Франкфурте о дальнейшей мобилизации прусской армии.
Обеспокоенный этими событиями Бисмарк писал своему другу тайному советнику Вентцелю во Франкфурт: «Мы вооружились слишком рано и слишком решительно, и тяжесть бремени, которое мы на себя взвалили, бросит нас на наклонную плоскость. Под конец пустятся в драку, чтобы занять чем-то ландвер, поскольку постесняются просто распустить его по домам»[397]. Подобные мысли приводили Бисмарка к пессимистичным выводам. «Наша политика попадает все больше и больше в австрийский кильватер, сетовал он в письме жене, в будущее я смотрю очень мрачно»[398].
Несмотря на это Бисмарк всячески поддерживал в Петербурге прусское предложение о посредничестве, понимая, что Берлин пойдет на войну, если только оно будет отклонено Россией. Положительный же ответ Горчакова во многом зависел от позиции Франции, отказывавшейся теперь от одностороннего посредничества Пруссии после объявленной ею в Союзном сейме мобилизации. В Париж тогда было отправлено российское предложение о совместной миротворческой деятельности Пруссии, России и Англии. Ответ на запрос, сделанный через Киселева и герцога де Монтебелло, шел несколько дней, что заставило волноваться Бисмарка. 6 июля телеграммой[399], а 8 июля в депеше[400] Бисмарк сообщал в Берлин о положительном ответе Франции на прусско-российское предложение.
Ход европейских дел плавно переходил в русло обычной практики кабинетных переговоров, как вдруг Европу ошеломили пришедшие из Италии новости. Присутствовавший в Стрельне на праздновании дня рождения великого князя Константина, Бисмарк отмечал, что все были поглощены обсуждением неожиданно «пришедшего сообщения о заключенном между Францией и Австрией перемирии»[401].
Давая 8 июня 1859 г. свое согласие на подготовку мирного конгресса, Наполеон III в тот же день через генерала Эмиля Феликса Флёри заключил в Виллафранке перемирие с Францем-Иосифом. Уже 11 июня текст прелиминарного мира был подписан сначала австрийским императором, а затем поздно ночью Наполеоном III и Виктором-Эммануилом II. Дальнейшее обсуждение созыва мирного конгресса теряло всякую необходимость.
Пруссия оказалась в пикантном положении с мобилизованными войсками, которые теперь нужно было распускать по домам, и с по сути невыполненным германским долгом. Отдельные германские государства считали, что сохранением нейтралитета Пруссия на самом деле пыталась подмять под себя интересы Германии и навязать ей свои собственные. Мир в Виллафранке они трактовали как моральное поражение Пруссии, не пришедшей на помощь Австрии[402], и как свидетельство необходимости реформирования Германского союза[403].
О том, что час реформ Германского союза пробил, заявляли собравшиеся в Айзенахе в августе 1859 г. либералы и умеренные демократы, на настроения которых оказывали влияние, с одной стороны, полный надежд курс «Новой эры» в Пруссии и результаты военной кампании в Италии с другой. В Айзенахской программе Германского национального союза 14 августа 1859 г. говорилось об угрозе, нависшей над Германией, о необходимости реформирования Германского союза и о созыве с этой целью общегерманского Национального собрания. А главное, в программе утверждалось, что инициатором этих кардинальных изменений должна выступить исключительно Пруссия, которая в случае очередного вооруженного конфликта в Европе единственно имела право консолидировать под своим руководством все военные и материальные ресурсы Германии для защиты отечества. В этой связи каждый немец вне зависимости от вероисповедания, политических убеждений или гражданства, должен был оказывать посильную помощь прусскому правительству[404].
Бисмарк, очевидно, не знал об этих новостях из Айзенаха, которые его обрадовали бы, но вот подписание прелиминарного мира его обрадовало точно: «Тенденция к миру, писал он жене 9 июля, дай Бог, чтобы все удалось!»[405] Прелиминарные договоренности удержали Пруссию от опасности вступления в войну, перспектива которой пугала прусского посланника. Берлин юридически исполнил свои союзные обязательства перед Германией, мобилизовав войска, но избежал войны. Теперь он со всей ответственностью мог упрекнуть Австрию в игнорировании общегерманских интересов и следовании своим собственным. Созданный в воображении Буоля австрийский колосс, доминирующий в Восточной и Юго-Восточной Европе, был разбит ветром европейских событий. Дипломатические просчеты и ошибки в решении германского вопроса поставили этот колосс на одно колено во время Крымской войны и лишили прочной опоры, ударив по второму во время Итальянской войны. Политическая программа, нацеленная на обретение гегемонии в Германском союзе, терпела поражение, и Австрия постепенно уступала свое место Пруссии. По мнению Бисмарка, это давало надежду на интересную для Пруссии перспективу разрешения германской проблемы в будущем.