В специальной телеграмме Ройсу Бисмарк не без нагнетания обстановки доводил до сведения Петербурга, что политика Франции нацелена на продолжение конфронтации с возможным военным финалом. Вместе с тем он писал, что «состояние общественного мнения в северной и южной Германии делает теперь для нас невозможным освобождение Люксембурга, и мы должны быть готовы к любой опасности»[1482]. Решительная политика Берлина находила поддержку в Петербурге. Когда французский посол барон Шарль де Талейран-Перигор обратился к Горчакову с просьбой призвать Берлин к сдержанности и умеренности в поведении, российский министр ответил вежливым отказом, подчеркнув, что Петербург не видит в действиях Берлина ничего агрессивного[1483].
3 апреля дипломатический представитель Пруссии в Гааге граф Вильгельм Людвиг Перпонхер-Седльницки уведомил Виллема III об абсолютном вето своего правительства относительно продажи Люксембурга, а через несколько дней, 5 апреля, берлинский кабинет сообщил о решительном отказе от своей заинтересованности в Лимбурге. В этих условиях Виллем III начал склоняться к отказу от продажи Люксембурга[1484], а голландское правительство официально уведомило Берлин в том, что данная сделка без согласия Пруссии была невозможна[1485].
Ройс передавал Бисмарку в это время, что «в отношении люксембургского дела в здешнем обществе <> я замечаю значительное злорадство; всеобщим, правда, является убеждение в том, что Россия должна выступить в поддержку Пруссии, помощь которой в восточном вопросе будет рассматриваться как ответная услуга»[1486]. Для урегулирования этого усложняющегося вопроса Бисмарк обратился к Петербургу с просьбой о российском вмешательстве. Его инициатива, однако, не была поддержана на Неве, поскольку, по мнению императора и Горчакова, более оправданным было бы вмешательство в этот международный конфликт Великобритании[1487].
Петербург резко критиковал действия Наполеона III, грозившие ввергнуть Европу в пожар новой войны. Недовольны в российской столице были и тем, «как императора Наполеона раздражало отступление короля Голландии, как он не скрывал от Гольца, что Франция слишком скомпрометирована, чтобы отступать»[1488]. Даже когда в российскую столицу стали поступать сведения о желании французской стороны решить вопрос мирно[1489], Горчаков просил Ройса передать Бисмарку, что Наполеон III «не откажется от своей идеи заполучить Люксембург, и что он при случае решится на войну с Пруссией, чтобы добиться своего желания»[1490] LXI.
В донесении 8 апреля[1491] Ройс впервые передал Бисмарку не разрозненные высказывания Горчакова о поведении Наполеона в люксембургском вопросе, но стройную линию, которую занял по этой проблеме Петербург, что, безусловно, помогло Бисмарку сориентироваться в быстроменяющихся обстоятельствах и определиться с позицией Пруссии. Так, российская сторона признавала за Пруссией полную свободу действий в люксембургском вопросе и прогнозировала два возможных варианта развития событий. Если Пруссия посчитает, что уступка Люксембурга соответствует интересам Пруссии и Германии, тогда, по мнению Горчакова, «дипломатии предстояла новая работа». Но если Пруссия не в силах сдерживать общественное недовольство, тогда, советовал российский канцлер, «необходимо готовиться к кампании». По мнению Горчакова, Бисмарку не следовало «затягивать все дело в долгий ящик» и категорически потребовать от Наполеона III ответ о планах Франции по отношению к Люксембургу. Он предполагал, что в условиях проведения Всемирной выставки в Париже французский император едва ли согласился восстановить против себя мнения монархов всех европейских держав. Отказываясь давать совет Бисмарку, Горчаков, однако, высказывался в том ключе, что только что образованный Северогерманский союз испытал бы чувствительный моральный удар, пойди он на уступки Франции. Ройс сообщал, что «император Александр очень сожалел бы о начале войны, но, даже если бы он не определился, на чьей стороне его симпатии, Россия не стала бы обнажать шпагу, чтобы выразить свое неудовольствие в отношении того, кто с такой легкостью нарушил мир».
В донесении 8 апреля[1491] Ройс впервые передал Бисмарку не разрозненные высказывания Горчакова о поведении Наполеона в люксембургском вопросе, но стройную линию, которую занял по этой проблеме Петербург, что, безусловно, помогло Бисмарку сориентироваться в быстроменяющихся обстоятельствах и определиться с позицией Пруссии. Так, российская сторона признавала за Пруссией полную свободу действий в люксембургском вопросе и прогнозировала два возможных варианта развития событий. Если Пруссия посчитает, что уступка Люксембурга соответствует интересам Пруссии и Германии, тогда, по мнению Горчакова, «дипломатии предстояла новая работа». Но если Пруссия не в силах сдерживать общественное недовольство, тогда, советовал российский канцлер, «необходимо готовиться к кампании». По мнению Горчакова, Бисмарку не следовало «затягивать все дело в долгий ящик» и категорически потребовать от Наполеона III ответ о планах Франции по отношению к Люксембургу. Он предполагал, что в условиях проведения Всемирной выставки в Париже французский император едва ли согласился восстановить против себя мнения монархов всех европейских держав. Отказываясь давать совет Бисмарку, Горчаков, однако, высказывался в том ключе, что только что образованный Северогерманский союз испытал бы чувствительный моральный удар, пойди он на уступки Франции. Ройс сообщал, что «император Александр очень сожалел бы о начале войны, но, даже если бы он не определился, на чьей стороне его симпатии, Россия не стала бы обнажать шпагу, чтобы выразить свое неудовольствие в отношении того, кто с такой легкостью нарушил мир».