Мантейффель заканчивал свое письмо словами императора, свидетельствовавшими о его чувствах к Пруссии: «Даже если Его Величество (Вильгельм I В. Д.) не посчитается с пожеланиями императора, дружественная связь между Пруссией и Россией не изменится».
Демонстрация укрепления отношений с Россией стала большим успехом прусской дипломатии и лично Бисмарка в эти дни.
В последовавшей из Берлина телеграмме Бисмарк настоятельно советовал Мантейффелю еще раз выразить Александру II мысль о том, что если последует вмешательство заграницы во внутригерманские дела, Пруссии придется принять имперскую конституцию 1849 г., а недовольство германского народа приведет к революции, которую Пруссия в этот раз «сама и сделает, нежели будет ее терпеть». Если Россия потребовала бы более чем «вежливый поклон», Бисмарк советовал Мантейффелю придерживаться программы, которую мы в следующий понедельник провозгласим в палате»[1363].
Этой программой должно было явиться послание короля Вильгельма в отношении присоединения новых земель к Пруссии, которое предполагалось зачитать 13 августа 1866 г. на заседании уже открытого 5 августа прусского ландтага[1364]. Однако его не последовало в силу того, что накануне из Петербурга пришла телеграмма Мантейффеля, в которой сообщалось, что Александр II просит Вильгельма I воздержаться от каких бы то ни было официальных заверений до получения им его письма[1365]. В итоге, чтение послания короля пришлось перенести на 17 августа[1366], что стоило Бисмарку немалых нервов.
14 августа в Берлине было получено письмо Александра II королю Вильгельму I от 12 августа[1367]. В своем письме император повторно выражал переживания вследствие низложения с германских престолов правящих династий и с настороженностью отзывался о германском парламенте, в котором он видел предзнаменование революции. Призывая Вильгельма к умеренности, император, тем не менее, уверял в том, что отношения между двумя дворами не изменились бы, даже если бы Вильгельм не прислушался к словам племянника. «Дело в том, пояснял Горчаков Убри, что у нас (в этом вопросе В. Д.) есть только одна отправная точка: непреходящая слава короля (Вильгельма I В. Д.) и реальные интересы Пруссии, и что все комментарии, которые мы со всей откровенностью сделали, основываются на этом»[1368].
В своем послании Бисмарку[1369] Мантейффель обращал внимание Берлина на следующее: «Главное то, что Россия остается в добрых отношениях (к Пруссии В. Д.), мы можем делать то, что мы захотим»[1370]. В отличие от своих предыдущих донесений из Петербурга теперь он дал ясно понять Бисмарку, что у Александра II и Горчакова все же был определенный интерес в решении вопроса с Галицией и отмене условий Парижского мира. Это могло стать важной темой дальнейшего диалога Берлина и Петербурга.
Письмо Александра II смутило прусские правящие круги. Бисмарк и Вильгельм I вновь разошлись в вопросе о судьбе северогерманских территорий и правящих династий. Под впечатлением послания российского императора прусский король отправил Бисмарку 14 августа личное письмо[1371]. В нем монарх выразил свое согласие с тем, что решение династического вопроса и вопроса об аннексиях соответствовало, на первый взгляд, целям Пруссии. Опасаясь того, что Франция и Австрия отказались бы от немедленного признания прусских завоеваний, король предложил сохранить германские династии в их прежних владениях. Вильгельм I предлагал своего рода программу создания в Северной Германии удельных княжеств. Так, например, предусматривалось образование великого герцогства Ганноверского с бывшим ганноверским королем во главе. Такие предложения шли в резкое противоречие с планом Бисмарка по созданию монолитного государственного объединения во главе с единственным королем без каких бы то ни было законных правящих особ рядом, пусть даже и в пределах их удельных княжеств.
Зачитанный на заседании правительства 15 августа план короля встретил большое сопротивление со стороны министров и, в первую очередь, Бисмарка. Его также поддержал прусский кронпринц, высказавший мнение о полном присоединении Ганновера к Пруссии.
В своей телеграмме Мантейффелю[1372] Бисмарк просил передать Александру II через Горчакова, что ответ короля на письмо императора задерживается в силу его недомогания, но обязательно последует в течение ближайшего времени. Также Бисмарк сообщал в Петербург, что, учитывая личную заинтересованность Александра II, вопрос о пока нерешенном статусе отношений между Пруссией и Гессен-Дармштадтом на прошедшем заседании ландтага 17 августа озвучен не был, в то время как с Вюртембергом удалось мирно достичь согласия и понимания по всем территориальным и правовым спорам.
20 августа на стол Вильгельма I был подан составленный Бисмарком набросок ответного письма Александру II. В нем подробно излагались причины, заставившие короля «принести личные свои чувства в жертву благу государства» и согласиться с чаянием народа на полную аннексию Ганновера, Гессен-Касселя и Нассау. Прусский король убеждал императора, что не предстоящий парламент, но существование «этих маленьких и немощных династий» наносило более существенный вред монархическому началу в Германии. Специально подчеркивалось: «Общественное мнение проникнуто убеждением, что эти небольшие монархии стоят в естественном и неизбежном противоречии к национальным