Такой первый удар Бисмарк нанес 15 июня, когда прусские посланники вручили руководителям внешнеполитических ведомств королевств Ганновер и Саксония, а также Курфюршества Гессен ультиматум[1206]. В нем Пруссия требовала от этих государств сохранения нейтралитета, отказа от мобилизации и проведения вместе с Пруссией выборов в германский парламент. В ответ Пруссия гарантировала сохранение за этими государствами территориальных и верховных прав в соответствии со своим проектом союзной реформы от 10 июня. Отклонение этого ультиматума, по сути, означало объявление войны[1207]. Учитывая занятую этими государствами позицию еще накануне, в ходе обсуждения прусского проекта реформирования Германского союза, а также проавстрийское направление внешней политики этих государств в целом, в Пруссии догадывались, каким будет ответ. Ганновер и Дрезден отказали Пруссии в исполнении ультиматума[1208], а официальный Кассель вообще не ответил на него[1209]. Даже прусские либеральные газеты сходились во мнении, что «в настоящем случае эти правительства поступили скорее по внушению зависти, гнева и раздражения, нежели по зрелому политическому соображению»[1210]. «Санкт-Петербургские ведомости», оправдывая позицию Пруссии, писали, что в прусских требованиях «не было никакого прямого посягательства на владетельные права государей», напротив сами предложения имели «целью успокоить этих государей насчет дальнейших видов Пруссии»[1211].
Ответ был молниеносным. Стремительная дипломатия Бисмарка уступила место стремительным действиям прусской армии.
На следующий день она вторглась на территорию этих государств[1212], что в Петербурге было ожидаемо[1213].
В предписании прусским представительствам в Лондоне, Париже, Петербурге, Мадриде, Лиссабоне и Стокгольме Бисмарк объявил, что в силу отказа правительствами Ганновера, Саксонии и Гессена рассматривать предложенный Пруссией союзнический план Пруссия вводила на территорию этих государств свои войска, опасаясь в силу их приграничного положения вооруженного нападения с их стороны, в то время как Пруссия будет воевать с Австрией[1214]. Этот превентивный удар уже на деле свидетельствовал о разрыве Германского союзного договора, подписанного странами-участницами Венского конгресса 18141815 гг. в Заключительном акте и присоединившимися позже к этому договору германскими государствами.
16 июня в «Preußischer Staatsanzeiger» было опубликовано подготовленное Бисмарком воззвание Пруссии к немецкому народу[1215]. В нем было сказано, что вследствие раздробленности и политической слабости всей Германии, Германский союз безосновательно был использован Австрией против Пруссии, выступившей с инициативой мирного реформирования Союза. По причине состоявшегося 14 июня голосования Союзного сейма, по итогам которого большинство членов Союза «высказалось за войну с Пруссией», объявлялся роспуск Германского союза и прекращение действий прежних союзных договоренностей. Вместе с тем, в воззвании было провозглашено, что прусская армия, вступая в пределы других государств, не является врагом населения этих государств. Знаковой была фраза: «Осталась только одна основа Союза живое единство немецкого народа, и долг правительства и народа найти для этого единства новое жизненное выражение». Чтобы усилить эффект воззвания, Бисмарк заменил употребленное его секретарем Абекеном слово «население» (Bevölkerung) на слово «народ» (Volk). Он как будто специально играл на различии в этих терминах. Жителей отдельных государств он называл населением, а всей Германии, пусть еще пока и раздробленной, народом. Как же прав был посланник великого герцогства Баден в Союзном сейме Роберт фон Моль, который еще в середине декабря 1862 г. писал, что для обострения отношений с большинством членов Германского союза Бисмарк использует как раз вопрос о реформировании союза, что, самостоятельно покинув Германский союз, Пруссия будет стремиться к тому, чтобы из его состава вышли государства Северной Германии, и что роспуск Германского союза приведет, скорее всего, к вооруженному конфликту[1216].
В эти дни прусская политика, казалось, испытала в Петербурге мощный медийный натиск. «Journal de St.-Petersbourg», обвинял прусскую официальную газету, опубликовавшую это воззвание, в том, что она «говорит языком революционеров» [1217], и жестко критиковал политику прусского королевского правительства и особенно поведение Бисмарка, сравнивая его с французским революционером Ж. Ж. Дантоном. Стали распространяться слухи о мобилизации российского военного лагеря под Калишем и направлении российской армии к западной границе[1218], а также о том, что Россия и Франция едва ли согласятся на дальнейшее усиление прусской агрессии в Австрии[1219].
В эти дни прусская политика, казалось, испытала в Петербурге мощный медийный натиск. «Journal de St.-Petersbourg», обвинял прусскую официальную газету, опубликовавшую это воззвание, в том, что она «говорит языком революционеров» [1217], и жестко критиковал политику прусского королевского правительства и особенно поведение Бисмарка, сравнивая его с французским революционером Ж. Ж. Дантоном. Стали распространяться слухи о мобилизации российского военного лагеря под Калишем и направлении российской армии к западной границе[1218], а также о том, что Россия и Франция едва ли согласятся на дальнейшее усиление прусской агрессии в Австрии[1219].