О готовности Бисмарка к военному сценарию развития австропрусского конфликта уже весной 1866 г. свидетельствует очень интересный документ[1074]. В начале марта, не будучи уверенным в том, что первый шаг будет сделан в Италии, Бисмарк на встрече с Вильгельмом I[1075] в Берлине обсуждал вопрос об отправке во Флоренцию генерала Хельмута Карла Бернхарда фон Мольтке с целью подготовки совместных прусско-итальянских действий против Австрии. Тем временем, итальянский уполномоченный генерал Джузеппе Говоне с секретной миссией был уже на пути в Берлин[1076] и прибыл в столицу Пруссии через несколько дней после того, как Бисмарк уже подготовил сопроводительное письмо для Мольтке. Затянувшиеся в Берлине переговоры с Говоне неожиданно привели к тому, что с миссией Мольтке было решено не торопиться, но интересное сопроводительное письмо все же осталось в архиве министерства[1077].
В этом документе Бисмарк отмечал, что вопрос с Австрией уже решен, однако Пруссия не могла выступить в роли агрессора и ожидала момента, когда эта агрессия будет осуществлена против нее, чтобы завоевать поддержку общественного мнения[1078]. Глава прусского кабинета настоятельно рекомендовал Мольтке называть причиной, побудившей Пруссию к военным приготовлениям и переговорам с Италией, не вопрос о датских герцогствах, но исключительно прусско-австрийское противостояние, решить которое мирным путем уже не представлялось возможным*.
В обмен на гарантии для Италии Венеции, Тироля и Тосканы Пруссия должна была быть уверенной, что получит поддержку Итальянского королевства с началом войны против Австрии[1079]. «В таком случае, уверял Бисмарк Мольтке, мы будем готовы и вооружены для того, чтобы вести войну на большом пространстве».
Бисмарк полагал, что целью итальянцев в войне против Австрии могло стать освобождение Венеции и завершение, таким образом, объединения Итальянского королевства. Вместе с тем, он подчеркивал, что «причины для конфликта между Пруссией и Австрией находятся еще на этапе развития», поскольку пока в глазах Европы эскалация конфликта выглядела бы преднамеренной наступательной войной».
Известно, что в самом Петербурге догадывались о военных намерениях Бисмарка по отношению к Австрии[1080]. В середине марта 1866 г. российский посланник в Берлине Убри писал Горчакову: «Дело уже идет не только о решении вопроса о герцогствах, но и о переустройстве Германии по усмотрению Пруссии», а война с Австрией «более чем когда-либо входит в намерения Пруссии»[1081].
В Петербурге также знали о воинственных настроениях и военных приготовлениях в самой Австрии, хотя в отечественной историографии этот факт остался незамеченным. «Санкт-Петербургские ведомости» публиковали по этой теме многочисленные выдержки из различных европейских газет[1082]. Во время доверительной беседы в начале марта[1083] австрийский посол в Петербурге граф Ревертера сообщил Горчакову, что «в отношениях Австрии к Пруссии наметился такой угрожающий поворот, что, учитывая невозможность для Австрии сделать Пруссии дальнейшие уступки, едва ли удастся избежать войны». Ревертера справедливо отмечал, что исход предстоящей войны может привести к непредсказуемым последствиям. Вместе с тем, австрийский кабинет выражал надежду, что миролюбивые чувства и преданность консервативным принципам побудят российского императора оказать определенное влияние на военные настроения в Берлине. Ответ Горчакова не мог не обрадовать Бисмарка, который уже знал о состоявшемся разговоре. Царский министр выразил Ревертеру свою уверенность в том, что вмешательство России в дела иностранного государства, в данном случае Пруссии, было бы справедливо воспринято берлинским кабинетом как безосновательное и недопустимое. Горчаков тем самым фактически лишал Австрию надежды на помощь со стороны России[1084], хотя такая позиция неоднозначно оценивалась в российском обществе[1085].
Бисмарк будто бы вторил Горчакову, когда во время разговора с английским послом в Пруссии лордом Огастесом Лофтусом говорил об отсутствии агрессии в политике берлинского кабинета. Он просил передать в Лондон, что «Пруссия не была инициатором воинственных тенденций, она не передвигала войска, не осуществляла одностороннюю вооруженную подготовку к войне; Австрия оказалась угрожающим государством, она мобилизовала войска и собрала их на границе с Силезией, готовая к драке; она наступит и нападет на нас»[1086].
Бисмарк будто бы вторил Горчакову, когда во время разговора с английским послом в Пруссии лордом Огастесом Лофтусом говорил об отсутствии агрессии в политике берлинского кабинета. Он просил передать в Лондон, что «Пруссия не была инициатором воинственных тенденций, она не передвигала войска, не осуществляла одностороннюю вооруженную подготовку к войне; Австрия оказалась угрожающим государством, она мобилизовала войска и собрала их на границе с Силезией, готовая к драке; она наступит и нападет на нас»[1086].
Интересно, правда, что в мобилизации австрийской армии не последнюю роль сыграл и сам Бисмарк. Чтобы Австрия первой приступила к активным действиям, прусский политик подбросил Вене примерный план кампании, подготовленный зимой 1865 1866 гг. начальником прусского Генерального штаба Х. Мольтке[1087]. Как только слухи о возможном внезапном нападении пруссаков достигли Вены, в первой половине марта там был собран Маршальский совет из представителей высшей военной элиты страны[1088]. По итогам его заседания было принято решение усилить дислоцированные в Богемии австрийские военные части[1089]. Чтобы это скрыть, австрийская цензура даже запретила газетам печатать какие-либо сведения о передвижениях войск или усилении их состава[1090].