Проводя игру в претендентов, Бисмарк внимательно следил за международной ситуацией, которая позволяла ему высказываться более смело. В совершенно секретном доверительном предписании прусскому посланнику в Вене Вертеру Бисмарк писал: «В современных условиях ни одно отдельное европейское государство не стало бы противиться аннексии (герцогств Пруссией В. Д.), тогда как вряд ли через несколько лет, если вообще такое случится, состояние европейских дел будет таковым, чтобы можно было рассчитывать на подобную терпимость, как сейчас. Есть все основания не упустить такую несравненную возможность»[980]. Интересно то, что эти мысли не являлись экзотическими фантазиями Бисмарка, осуществление которых стало бы громом среди ясного неба для Европы. Уже в феврале 1864 г. «Санкт-Петербургские ведомости» писали: «Слух о намерении Пруссии присоединить к себе Голштинию и, по крайней мере, часть Шлезвига распространяется в герцогствах все более и более. Как ни неправдоподобен этот слух, он едва ли лишен всякого основания»[981]. В другом письме Вертеру Бисмарк объяснял необходимость аннексии герцогств стратегической необходимостью Пруссии. Независимый Шлезвиг-Гольштейн, по его мнению, стал бы беззащитной добычей для потенциального противника, угрожающего, таким образом, всей Северной Германии, поэтому рано или поздно он обратился бы за помощью к своему единственному спасителю, в образе которого Бисмарк, конечно же, представлял Пруссию[982].
Проводя игру в претендентов, Бисмарк внимательно следил за международной ситуацией, которая позволяла ему высказываться более смело. В совершенно секретном доверительном предписании прусскому посланнику в Вене Вертеру Бисмарк писал: «В современных условиях ни одно отдельное европейское государство не стало бы противиться аннексии (герцогств Пруссией В. Д.), тогда как вряд ли через несколько лет, если вообще такое случится, состояние европейских дел будет таковым, чтобы можно было рассчитывать на подобную терпимость, как сейчас. Есть все основания не упустить такую несравненную возможность»[980]. Интересно то, что эти мысли не являлись экзотическими фантазиями Бисмарка, осуществление которых стало бы громом среди ясного неба для Европы. Уже в феврале 1864 г. «Санкт-Петербургские ведомости» писали: «Слух о намерении Пруссии присоединить к себе Голштинию и, по крайней мере, часть Шлезвига распространяется в герцогствах все более и более. Как ни неправдоподобен этот слух, он едва ли лишен всякого основания»[981]. В другом письме Вертеру Бисмарк объяснял необходимость аннексии герцогств стратегической необходимостью Пруссии. Независимый Шлезвиг-Гольштейн, по его мнению, стал бы беззащитной добычей для потенциального противника, угрожающего, таким образом, всей Северной Германии, поэтому рано или поздно он обратился бы за помощью к своему единственному спасителю, в образе которого Бисмарк, конечно же, представлял Пруссию[982].
Эти мысли Бисмарка легли в основу так называемых февральских условий, которые Пруссия предъявила принцу Августенбургу, как возможному в тот момент претенденту на герцогства[983]. Согласно этим условиям, образовывалось отдельное суверенное Шлезвиг-Гольштейнское государство, входившее в состав Германского союза. Однако в обмен на это Пруссия требовала от новообразованного герцогства особые права: между двумя государствами должен был быть заключен нерасторжимый оборонительно-наступательный союз, военные силы Шлезвиг-Гольштейна поступали в распоряжение Пруссии, а его флот входил в состав прусских военно-морских сил. Пруссия требовала передачи ей в пользование ряда стратегических пунктов на территории герцогства. Предусматривалось также обязательное вхождение новообразованного государства в состав прусской таможенной системы, объединялась система средств связи. «Это демарш с сильным акцентом, удивленно констатировал Горчаков в письме Будбергу в Париж, хотя это, может быть, и не последнее слово Пруссии»[984].
После того как данные условия стали достоянием общественности, официальный Берлин выдержал серьезную критику в свой адрес. Недовольным, прежде всего, был Петербург[985]. 23 марта прусский посланник в российской столице Редерн сообщал, что во время оказанной ему аудиенции Александр II назвал прусские условия «далеко зашедшими» и высказался в том смысле, что Пруссии необходимо стремиться к большему взаимопониманию с Австрией. Горчаков же прямо называл будущего правителя герцогств на прусских условиях вассалом Пруссии[986]. Интересно, что еще в апреле 1864 г. «Московские ведомости» писали: «Обкорнать Данию, чтобы создать под своей рукой вассальное государство, это может быть очень выгодно для Пруссии, но Европа сделала бы огромную ошибку, если бы потерпела такую затею»[987].
После поднявшейся критики Бисмарк, желая теперь уже продемонстрировать свою беспристрастность в решении датского вопроса, в меморандуме 13 февраля 1865 г. объявил о создании специальной прусской королевской комиссии, которая должна была рассмотреть притязания всех соперничающих сторон на наследство герцогствами и вынести свой вердикт[988].