Когда подошли к лодке, Петр глянул вдаль, где катились пенные валы, и вдруг сказал:
Топай-ка ты, Катеринка, домой. Чего тебе мокнуть?
Боишься, что растаю? пошутила Катя, но было видно: она растеряна.
Не растаешь. Просто ни к чему в такую волну троим плыть.
Наоборот, троим веселее! сказал Герман.
Веселья и без того хватит, бросил Петр, раздеваясь.
Ну, если так я пошла! Катя повернулась и быстро зашагала к дому.
Герман беспомощно, с сожалением, посмотрел ей вслед.
Едва лодка оказалась на плаву, волны с жестокой силой обрушились на нее. Петр уверенно развернул дощаник.
Плащ надень! перекрывая шум прибоя, крикнул он Герману и начал греблю.
Волны бились о правый борт, каскады брызг сыпались на Петра, но он словно не замечал этого. Наклон вперед весла врезаются под волну, наклон назад мощный гребок, весла взмывают кверху, пролетают над волной за спину и вновь стремительно погружаются в воду.
«Все складывалось так хорошо, и все получилось так глупо!..» уныло думал Герман. Он смотрел на пенящиеся волны, которые спешили к далекому неприютному чернеющему берегу, и не испытывал ни малейшего удовольствия от этого плавания. Но и страха тоже не было, не было ничего, кроме разочарования и досады.
По плечам и груди Петра, по извитым желобкам меж мускульных бугров на его животе струилась вода. Но и Германа не спасал плащ. Волны, дробясь о борт, швыряли на него пригоршни воды. Она попадала за ворот и стекала по спине. И на скамейке тоже была вода. Скоро Герман почувствовал, что брюки промокли насквозь и вода уже течет с них в сапоги.
«Пожалуй, хорошо, что Катя вернулась, подумал Герман. В самом деле, мокнуть вот так мало радости».
Вычерпай воду! подсказал Петр. Банка у тебя под сиденьем.
Герман вытащил из-под скамейки литровую консервную банку и очень удивился, что она легко наполняется водой.
Гребля до ближней сети отняла больше времени, чем рассчитывал Петр, и поэтому он решил сначала осмотреть снасти, а потом, уже на обратном пути, сделать тренировочный заплыв. Схватившись рукой за кол, он жестом попросил Германа взять место за веслами, а сам быстро перебрался в нос лодки, перегнулся через борт и свободной рукой схватил верхнюю тетиву сети. Лодка закултыхалась на волнах, зарываясь носом в гребни; снасть затрещала.
Поддай вперед! Еще, еще!..
Герман сделал несколько удачных гребков. Натяжение ослабло, но лодку стало наносить на сеть.
Левым! Левым!! крикнул Петр через плечо. Хорош!..
Левым! Левым!! крикнул Петр через плечо. Хорош!..
Он уселся на носовую скамеечку спиной к Герману и начал перебирать снасть. Руки его сновали с виртуозным проворством. Они успевали все: вынимать рыбу, перехватываться, удерживать сеть, смягчать натяжение под ударами волн и даже править лодкой, не давая ей накрывать днищем снасть. Лишь изредка, когда ударом особенно крутой волны лодку бросало на сеть, Петр коротко подсказывал:
Поддай! Левым, покрепче!..
Но какими ни были быстрыми руки Петра, осмотр сетей затянулся до захода солнца. В лодке опять плескалась вода.
«Запоздали!.. Плавать, пожалуй, не придется», с сожалением подумал Петр, усаживаясь за весла и поворачивая дощаник к домашнему берегу. Но тут он увидел, как спокойно вычерпывает воду Герман, и в голову пришла блестящая идея: можно успеть возвратиться домой засветло, если плыть все двадцать минут в одном направлении, к берегу. За это время не лишку нахлещет воды, и Герману не надо надсаживаться, чтобы держать лодку на месте.
Когда Герман вычерпал всю воду, Петр опять попросил его на гребную скамеечку.
Я поплыву к лахтинскому берегу, объяснил он свой план. Держись за мной. Греби полегоньку, осторожно, за волной следи. Ну и, конечно, меня не протарань! Петр оскалил в улыбке белые зубы. Через двадцать минут крикнешь. Понял?
Герман кивнул.
Прямо через борт Петр метнулся в уходящую волну.
Лодка, на какую-то минуту потерявшая управление, развернулась бортом к ветру. Герман попытался выправить ее не получилось: правое весло врезалось слишком глубоко, «увязло» и слетело с уключины. Пока он ставил его на место, новая волна неожиданно обрушила на колени ведра два воды. Герман растерялся, схватил банку. Но лодка раскачивалась, вода переливалась по дну, и зачерпнуть ее не удавалось.
«Нет, надо грести, подумал он, и поворачивать на ходу». Но и гребля не давалась. Лодка то взмывала на гребень, то опускалась меж волн, и Герман не мог приноровиться, чтобы одинаково заглублять весла: то одним, то другим веслом гребок получался вполсилы, а то и вовсе впустую. Лодка беспомощно юлила, почти не подаваясь вперед. Минут через пять Герман оглянулся на берег. Он сразу заметил, что Лахта сильно сместилась влево: волнами и ветром лодку быстро несло почти вдоль озера. Это встревожило. Но еще тревожней стало оттого, что Петр куда-то исчез. Герман вытягивал шею, вглядывался в волны нигде ничего, кроме белых гребней и темных провалов меж ними. Забыв об осторожности, он встал, на какой-то миг засек мелькнувшие вдали руки Петра, но тут лодка покачнулась, и он упал, больно ударившись коленями о шпангоут.
«А ведь он надеется, что лодка сзади!» пронеслось в голове. Потирая колени, Герман поднялся, сел на скамейку и стал поворачивать лодку. Она не слушалась. Тогда он обеими руками взялся за правое весло и греб до тех пор, пока не повернул дощаник почти против ветра. Но едва сделал несколько гребков двумя веслами, лодка опять упрямо подставила волне левый борт. Снова пришлось грести правым.