Ну вы и давали!.. покачал головой Герман.
Правда, внучек, правда! Чего уж было то было... Сарь-ярские сразу на берег. Видят, вправду, нету лодок. Они в деревню да за колья, да на шать-ярских парней. А те и знать ничего не знают!.. Так мы, дураки, всем людям праздник спортили...
Ну, а бабушка-то, она-то где была?
Дед опять заулыбался.
А нигде. Дома сидела. Девки своим табуном хороводились. Прослышали, какой умысел у сарь-ярских парней, и упредили Акулинушку. Она скоренько домой с праздника-то. И заперлася. Не украдешь! Там я ее и нашел. По всей деревне шум да гам, а мы с Акулинушкой в темных сенях целуемся!.. Так вот и гуляли.
Герман, улыбаясь, смотрел то на деда, то на бабку, и оба они казались ему теперь такими понятными и близкими, будто он знал их давным-давно.
Герман, улыбаясь, смотрел то на деда, то на бабку, и оба они казались ему теперь такими понятными и близкими, будто он знал их давным-давно.
А с лодками что?
С лодками-то?.. А чего с лодками. До утра никто ничего не узнал. Тогда мы своей партией к сарь-ярским парням пошли. Ставьте, говорим, ведро вина, тогда скажем, где лодки. Те куда деваться? поставили. Выпили мы с ними это вино да сами же ихние лодки обратно и пригнали. Так все миром и кончилось. И той же осенью я Акулинушку сосватал... Шеисять годов с той поры прошло. Осенью шеисять будет...
Дед умолк и начал скручивать новую цигарку, а бабка вздохнула грустно и стала подавать завтрак...
20
С запада упруго и ровно дул свежий ветер. Белели волны, расстилалась, шелковисто поблескивая, прибрежная осока, ныряли над озером легкие длиннокрылые чайки.
Казалось бы, какое отношение мог иметь к Герману рассказ старика о своей молодости? Все когда-то гуляли, все любили, и мало ли что было здесь больше полувека назад! И тем не менее воспоминания деда разволновали Германа, что-то подсказали ему, что-то прояснили. Он убедился, что надо действовать.
Теперь Герман знал, что́ скажет Кате вечером, когда встретит ее у Саргинской дороги. Он не только объяснит, что жить так, запертой в четырех стенах, заваленной всякими делами с утра до ночи, невозможно, но и подскажет выход. Выход простой: ей надо уехать. И он, конечно, тоже уедет с нею. Куда? Это они будут решать вместе. В конце концов они оба взрослые и имеют право действовать самостоятельно, устраивать свою жизнь, как им хочется.
Герман представил, какой переполох вызовет внезапное исчезновение его и Кати. Отец будет психовать и обвинять Маркеловых, а Маркеловы пусть-ка они поживут без Кати! всю вину свалят на него, на Германа. И только дед и бабка все поймут, никого не осудят, никого ни в чем не станут винить: сами были молодыми, сами любили...
В кустах за спиной тревожно и громко затрещали дрозды. Их надсадные скрипучие крики отвлекали, мешали думать. Герман обернулся. Из кустов на берег выбирался Колька Маркелов. Мальчишка тяжело дышал, лицо его горело.
Ты что тут делаешь? удивился Герман.
Буржуй потерялся дак... Колька шмыгнул носом.
Герман тотчас вспомнил пестрого бычка, на которого как-то кричал дед Митрий.
Как же он мог потеряться?
Не знаю. Мы с Люськой пришли телят из загороды выпускать, а они уже у ручья. Сами как-то вышли. И Буржуя нету. Поискали, поискали, вот я и пошел сюда... Он всегда в эту сторону любил бегать.
Герман подумал, что мальчишке, должно быть, здорово влетит от отца, если теленок не найдется, и он сказал:
Что ж, раз такое дело, пойдем искать вместе.
Колька глянул на тонкую белую рубашку Германа, на чистые отглаженные брюки, нахмурился.
Тебе нельзя. В кустах штаны замараешь и рубаху порвешь.
Подумаешь, рубаха!.. Пошли.
Вдвоем они направились по зарослям ивняка вдоль берега.
Он хитрый, Буржуй-то! говорил Колька. Звать станешь, дак он, наоборот, дальше уходит, а то совсем спрячется, будто его и нету. За лето уже не раз терялся. Оводно было, дак он залез в Рандужке в избу и сидит там. А мы его целый день искали...
Но чем дольше они лазили по кустам, разыскивая теленка, тем молчаливей и замкнутей становился Колька.
Да ты не расстраивайся, успокаивал его Герман. Не провалился же он сквозь землю!
Они заглядывали за каждый куст, забирались в такую чащу, в которой, кажется, не только теленок, но и собака не смогла бы продраться. Однако именно в таком месте они и обнаружили Буржуя.
Пестрый по белому полю желтые пятна бычок лежал на крохотной лужайке в окружении сплошных зарослей ивняка. Он и ухом не повел, когда Колька и Герман, ломая кустарник, пробирались к нему.
Я ведь говорил, что он хитрющий! Вишь, даже голову не поворотит. Ну-ко, вставай, хватит прятаться!
Бычок нехотя поднялся и с ходу сунулся в кусты.
А ты чего больше не приходишь к нам? спросил Колька.
Куда к вам?
Домой. Ну, и туда, за Рандужку, Колька махнул рукой на прибрежную, похожую на аул, деревушку, возле которой Герман встретился с дедом Митрием, когда первый раз пришел на пастбище.
Так вы же все занятые люди! Боюсь помешать. У вас и свет каждый вечер до полуночи горит. Значит, делом занимаетесь.
Это Петька да Катька сидят.
Что же они делают?
Петька летопись читает. Толстущая такая книга! И про Ким-ярь там есть, только как-то не по-нашему написано. Другое дак и разобрать не может.