Деревянные качели раскачиваются взад-вперед на крыльце, поскрипывая на ветру. Я помню, как провисает сиденье, когда садишься на них, как они опускаются еще ниже под тяжестью двух человек.
Дай-ка я ему напишу. Пальцы Джареда порхают по клавиатуре телефона, и в считаные секунды Брайс распахивает входную дверь, направляясь нам навстречу по ухоженной лужайке. Купальные шорты цвета ржавчины низко сидят на его бедрах. Он выглядит старше Джареда, и, если сильно прищуриться, его вполне можно принять за Адама.
Джаред выпрыгивает из машины, захлопывает за собой дверцу, и они обмениваются приветственными хлопками ладонями.
Как дела, Джилл? спрашивает Брайс, наклоняясь к открытому пассажирскому окну. Как поживаешь? Уверенный в себе и собранный, как и его брат. Старший Игрок его совсем не пугает.
Не могу пожаловаться. Как прошла твоя первая неделя в старшей школе?
Брайс ухмыляется.
Бесподобно, разумеется.
Естественно.
Ты сегодня разговаривала с Адамом?
Я отрицательно качаю головой.
Еще нет.
Уверен, он тебе напишет, говорит Брайс. Он только что звонил маме. Приезжает домой в следующие выходные. Какой-то мастер-класс Национальной молодежной драматургической мастерской в окружном театре. Думаю, он учит детей писать сценарии или что-то в этом роде.
Здорово. Я пытаюсь скрыть волнение и прикусываю губу, но Джаред закатывает глаза. Он давно догадывается о моей не очень-то завуалированной страсти.
Брайс хлопает Джареда по спине.
Готов к джему?
Джаред сияет.
Давай сразимся.
Увидимся, Джилл!
Я машу им рукой и жду, пока они скроются в доме, прежде чем хватаюсь за телефон.
«Только что высадила Джареда у твоего дома думаю, они с Брайсом наконец-то подружились».
Я не успеваю завести двигатель, как слышу вибрацию.
«НАКОНЕЦ-ТО!!! Я знал, что наш генеральный план когда-нибудь сработает».
Мое лицо горит, и я рву кутикулу зубами.
«Он сказал, ты скоро приедешь домой?»
«Да. Я собирался тебе написать. Найдешь для меня время? Завтрак у Дианы? В субботу?»
Мое сердце колотится, и я радостно киваю, как будто он может видеть меня.
«Заметано».
Я выхожу из чата, но, прежде чем успеваю отвести взгляд от экрана, замечаю последнее сообщение, полученное прошлой ночью, то самое, которое я старательно избегала.
«Это Рейчел Кэллоуэй».
Но теперь мне не страшно. Адам подскажет, что делать. Он всегда находит решение. Мы разберемся с этим вместе. В субботу.
5
Я слышу Адама прежде, чем вижу его. Какая-то древняя панк-группа ревет из динамиков все того же винтажного «Мерседеса», на котором он ездил с десятого класса. Звук такой знакомый, что у меня кружится голова от приступа дежавю. Когда я сажусь рядом с ним, чувствую себя совсем не так, как в «Брюсе». Здесь все уютно и обжито.
Привет, детка, говорит он. Темные волосы Адама вьются и ниспадают в восхитительном беспорядке. Мне не терпится увидеть любимую ямочку на его левой щеке. Она появляется, только когда он широко улыбается. Слава богу, она на месте, как только я пристегиваю ремень безопасности.
Я улыбаюсь ему в ответ, и он заключает меня в объятия, перегибаясь через консоль. От него по-прежнему пахнет лавандовым мылом с легкой примесью табака.
К Диане? спрашивает он.
Пожалуйста. Я умираю с голоду.
Он заводит машину, включает стерео и, преодолевая крутые повороты, устремляется к бухте. В детстве я ходила в эту закусочную каждое воскресное утро после еврейской школы вместе с мамой, папой и Джаредом. Мы делили на всех горы блинчиков с черникой и переполненные миски хэшбраунов[32]. Горячий шоколад для меня и Джареда, кружка за кружкой кофе для папы под его рассказы о том, как он рос ортодоксальным модернистом[33] в Вильямсбурге во времена, когда этот бруклинский район еще не стал крутым. Мы терпеливо слушали его истории о бабушке и дедушке, которые разговаривали только на идише и умерли задолго до нашего рождения и до того, как папа несколько отошел от религии. Для меня прийти сюда без семьи все равно что впервые прокатиться на велосипеде без тренировочных колес. Приключение эпического масштаба.
Ну что, выпускной год?
Выпускной год, эхом отзываюсь я. Круто.
Адам смеется.
Узнаю свою Джилл. Полная невозмутимость.
Я краснею при мысли, что принадлежу ему.
Наверное, тебе все это так скучно теперь.
Адам смеется.
Все, что ты говоришь, никогда не бывает скучным, Ньюман.
Волоски у меня на загривке встают дыбом, и я поворачиваюсь к нему, разглядывая его в профиль. Его предплечья слегка выпирают под поношенной футболкой, а бицепсы напрягаются, когда он поднимает руку, чтобы поправить прозрачные пластиковые очки на переносице.
Я откидываюсь на спинку сиденья и пытаюсь расслабиться. Обращаю внимание на свои конечности и позу, оцениваю, как я сижу, насколько непринужденно опираюсь рукой на подлокотник. «Так правильно?» задаюсь я вопросом, когда мы проезжаем пустующий контрольный пост на узкой однополосной дороге, окаймленной с обеих сторон водой, и мчимся дальше, мимо крошечного рыбацкого причала Бухты Мидий, где летом продают лучших фаршированных моллюсков. Сквозь туман почти различим Оушен-Клифф. Все вокруг так знакомо.