Музыченко М.Я, Кораблева Е.В. К проблеме бытия культурной памяти в условиях глобализации // Цивилизация Общество Человек. 2018. . 67. С. 1214.
Нора П. Проблематика мест памяти // Франция-память / П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж, М. Винок. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999. C. 1750.
Пестова А.В. Интернет как «архив» культурной памяти // Культурная память и культурная идентичность. Материалы Всероссийской (с международным участием) научной конференции молодых ученых (XI Колосницынские чтения), Екатеринбург, 25 марта 2016 г. Екатеринбург: Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б.Н. Ельцина, 2016. С. 141143.
Савчук В.В. Феномен поворота в культуре XX века // Международный журнал исследований культуры. 2013. 1(10). С. 93108.
Савчук В.В. Философия эпохи новых медиа // Вопросы философии. 2012. 10. С. 3342.
Чубарь П.И. Визуальный и медиальный повороты сквозь призму осмысления современной культуры // Молодежный вестник Санкт-петербургского государственного института культуры. 2016. 1 (5). С. 57.
Шапинская Е.Н. История в цифровом формате: будущее нашего прошлого // Культура культуры. 2020. 1. С. 6.
Шестакова Э.Г. Медиатекст и проблема социального забвения // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: История, Филология. 2013. Т. 12. 10. С. 3038.
Шилина М.Г. Текстогенные трансформации инфосферы. Методологический эскиз становления Интернета. М.: РИЦ «Северо-Восток», НИУ ВШЭ, 2012. 734 с.
Шиповалова Л.В. Современная историческая эпистемология. Аналитический обзор направления исследований // Цифровой ученый: лаборатория философа. 2018. Т. 1. 4. С. 153167.
Шуталева А.В., Путилова ЕА. Интернет-мем как способ воспроизводства социальной памяти // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2017. 12-3 (86). С. 219221.
Silence, Screen, and Spectacle / Eds. Lindsey A. Freeman, Benjamin Nienass, Rachel Daniell. N.Y.; Oxford: Berghahn, 2014.
Silence, Screen, and Spectacle / Eds. Lindsey A. Freeman, Benjamin Nienass, Rachel Daniell. N.Y.; Oxford: Berghahn, 2014.
Digital 2020: 3,8 миллиарда человек используют социальные сети / Wearesocial & Hootsuite, 2020. URL: https://wearesocial.com/ blog/2020/01/digital-2020-3-8-billion-people-use-social-media.
Eckel J., Ruchatz J., Wirth S. The Selfie as Image (and) Practice: Approaching Digital Self-Photography // Eckel J., Ruchatz J., Wirth S. (eds.) Exploring the Selfie: Historical, Theoretical, and Analytical Approaches to Digital Self-Photography. Marburg: Palgrave Macmillan, 2018. Pp. 1-24.
Frosh P. The Gestural Image: The Selfie, Photography Theory, and Kinesthetic Sociability // International Journal of Communication. 2015. 9. Рр. 16071628.
Глава 2
Хисторитейнмент: образы прошлого в информационно-развлекательном пользовательском контенте
В данной главе рассматриваются процессы «историзации» информационно-развлекательного пользовательского контента, так называемого инфотейнмента, гибридизирующего информационные и развлекательные форматы в новых жанрах. Авторы сосредоточат свое внимание на трех характерных его видах фейках, мемах и селфи, каждый из которых может быть отнесен к креолизованному тексту (интегрирующему вербальные и невербальные средства). Мы расположили их по убыванию значения вербальных форм при росте значения форм визуальных.
2.1. Исторический фейк как инструмент постправды
Хотя слово «фейк», широко распространенное среди пользователей интернета, прочно вошло в современный словарь медиаисследований, как научный термин оно еще не сформировано. На сегодняшний день фейк представляет собой американизм, произведенный от английского слова fake, означающего «плутовство», «подделку», «фальшивку». Семантическое поле слова задается категориями «мистификация» и «фальсификация». Первая фиксирует богатую традицию введения массовой аудитории в заблуждение, сформировавшуюся в области искусства. Плеяда вымышленных авторов («покойный» Белкин, Козьма Прутков, Черубина де Габриак и др.) захватывала умы своих современников, воспринимавших литературные маски в качестве достоверных личностей. Вторая также включает в себя подделку вещей и персональных данных, но отличается от мистификации намерениями (как правило, преступными) и последствиями (причиненный вред). Грань между мистификацией и фальсификацией весьма тонка и имеет исключительно юридический характер, т. е. определяется на основании действующего законодательства. В медиасфере мистификация и фальсификация не разграничиваются, ложные сенсации в СМИ больше двух сотен лет обозначались единым термином «газетная утка». Именно он и сдает позиции моде на «фейки».
Содержательно фейки от газетных уток не отличаются, принципиальную новизну им обеспечивают именно технологии производства информации, включающие интернет-системы производства и распределения обыденного, повседневного знания и провоцирующие сетевых акторов на коллективные действия. Исторические фейки интегрируют технологии создания сетевых фейков, исторические интерпретации и историческую лженауку в оперативных локальных форматах сетевого контента, производимого для того, чтобы наносить эмоциональный и репутационный урон противнику, разрушая систему аргументации его исторической идентичности. Реализуясь в соответствии с идеологией информационных гибридных войн, исторические фейки становятся ведущим инструментом постправды.