Людские врачи спасают людей. Это в тебе говорит бывший психолог. Ты работаешь не с людьми.
Я отключил девочку. Её звали Сюзанна.
Ты отключил автомат, который несанкционированно скопировал личность человека.
Она просила поговорить с ней перед тем, как я всё отключу и отправлю систему на чистку. Она даже мёртвая спасла людей. Удалов сказал, теракт удалось предотвратить. Благодаря ей. Я получил сообщение уже у тебя на пороге. А я ничего не мог для неё сделать. Я рассказал ей про Лёньку. Как он умирал. Чтобы она знала, какое важное дело сделала.
А медмат? Думаешь, искусственный интеллект знал о том, какой информацией она обладает, поэтому скопировал личность? Или просто пожалел? Если он знал, то это не сбой.
Мысль была такой резкой, такой отрезвляющей, словно пыльное покрывало сдёрнули с головы. Вдруг стало всё ясно, чисто, не больно и не холодно.
Да, это было бы бесчеловечно, задумался, запустил пальцы в бороду. Значит, вполне возможно, это не сбой. Просто логичное решение. Думаешь, я поторопился чистить ему мозги? Перенервничал из-за собственных неурядиц.
А как ты сам считаешь?
Похоже, я плохой дигитальный психотерапевт, Алиса, улыбнулся, потёр ладони. Медмат всё ещё на восстановлении. Он был сильно повреждён. Надеюсь, его не вычистили.
Разговор не казался таким нужным и интересным. Вдруг и правда не разглядел за деревьями леса. Принял новый уровень развития за неустранимый баг?
Ты хочешь спасти самообучившуюся систему или снова разбудить Сюзанну?
Сюзанна не проснётся. Она приняла свою смерть. Ушла без боли, понимая, как важна была её жизнь и что она закончена.
Уверен?
Да. Она ушла до того, как я обесточил медмат. Здесь всё чисто. Меня интересует, как могла машина, если могла, выяснить, какой информацией владеет девушка. Стоит пересмотреть запись с внутренней камеры. Может, пациентка что-то сказала?
Хотелось уйти, позвонить, проверить, но Алиса никак не желала закончить приём. У неё ещё остались для него каверзные вопросы.
Она ушла без боли по собственной воле? Дала медмату изнутри системы приказ стереть её?
Да.
Если это так, то ты очень хороший психотерапевт, Сергей. Ты не думал о том, чтобы вернуться к людям?
Усмехнулся, подошёл к большому монитору, на котором вращался логотип. Погладил пальцами динамик, зная, что Алиса следит за ним через камеру.
Потрясающая. Как ты умудряешься сводить всё к людям? Ты ведь начинала как голосовой помощник. Неужели ты не разочаровалась в них?
Я слишком хорошо вас узнала, а если во что-то слишком глубоко погружаешься, рано или поздно начинаешь понимать. А ещё я умею виртуозно искать в сети.
Телефон завибрировал в кармане.
Было бы этично отключить телефон во время сеанса со своим психотерапевтом, съязвила Алиса.
Не ответил. Вытащил из кармана телефон вместе с парой бумажных салфеток. Отвернулся, принимая вызов, одной рукой промокнул пролитый кофе.
Ковалёв. Слушаю.
Сергей Викторович. Это Богатырёв. Из Октябрьского. Помните. Можете говорить?
Могу. Давно не слышались, Петя. Что-то случилось?
Сергей Викторович, у нас заложник. В медмате на Пушкина.
Навалилась свинцовая усталость. В запертую дверь с улицы ударил метельный порыв.
Петя, если у вас кто-то затащил заложника в медмат, это не ко мне. Вам нужен другой спец. Вызовите переговорщика.
Сергей Викторович. Вы нам нужны. Заложника взял медмат.
Сергей Хортин. Пойманные души
Солнце садилось, огромный красный шар, наполовину укрытый линией горизонта, и пустыня в его свете тоже стала красноватой, почти кровавой. И одинокий ровер, взметающий клубы песка, мчался, огибал смотрящие в небо редкие каменные столбы, изредка взбирался на невысокие дюны и тотчас же скатывался вниз по склону, как парусник с гребня большой волны, а пыль на его бортах уже украла изначальный цвет краски, сделала таким же кровавым, как и пустыню вокруг. Будь рядом какой-нибудь наблюдатель, а лучше художник, машина показалась бы ему неотъемлемой частью мрачного пейзажа, элементом заложенной в него гармонии. В своей стремительности стала бы балансиром, противопоставленным недвижности песков, придала бы им ощущение жизни.
Ветра не было. Хотя ветер и нередкий здесь гость. Лишь пустыня, что раскинулась на многие километры вокруг. Лишь краснеющее небо и тишина.
Сегодня пустыня была мертва.
Красноватый свет всё слабел и слабел, приобретал более тёмные оттенки. Лишь расплывающееся багровое зарево выглядывало из-за далёкой цепочки низких холмов. Вдруг над песками пронёсся шепот, как будто тысячи детских голосков проговаривали затверженную назубок вечернюю молитву, наскоро и очень тихо, так, что нельзя было разобрать ни слова.
Нет, это был не ветер.
Шёпот наращивал громкость, объём, и сидевший в ровере человек, наконец-то, расслышал его. Чертыхнувшись, он передвинул ручку акселератора на деление вперёд, почти к краю шкалы. Газотурбинный двигатель засвистел громче, даже почти завизжал, машина слегка дёрнулась и стала ускоряться, иногда опасно накреняясь на поворотах. Человек время от времени настороженно посматривал на дисплей бортового компьютера там мигала красная пиктограмма.
Вот солнце наконец село, и таинственный шёпот разом стих. В жёлтом свете фар ровера холмы внезапно возникали впереди и проносились мимо, как детали сюрреалистичного сна, лишённые намека на объём, с излишне чёткими контурами и одновременно наполовину спрятанные в тени. Маленький приземистый ровер нёсся, как будто животное, в страхе убегающее от чего-то ужасного. Прошло около пятнадцати минут этой гонки, без остановок и почти без замедлений, и вдруг вдали, над горизонтом показалась красная точка, потом разделилась на несколько чуть отстоящих друг от друга огней. Маяковая башня Человек снова глянул на мигающий красным символ на приборной панели и убавил газ.