К Фариту?! Сашка поперхнулась.
Это, конечно, фантастически звучит, Физрук чуть заметно поморщился, но попробовать надо. Объясните ему, что вы не справитесь с программой. Что он требует от вас невозможного.
А вы? тихо спросила Сашка. Вы-то сейчас возможного требуете?!
Последовала новая пауза. Если Физрук о чем-то и раздумывал, то на его неподвижном лице эти мысли не отражались. Только зрачки расплылись широкими черными дырами и снова свернулись в две точки.
Ладно, сказал отстраненным, очень деловым тоном. Мой предмет называется «аналитическая специальность», а меня зовут Дмитрий Дмитриевич, если вы забыли. На протяжении семестра я обычно не пишу докладных, но в конце семестра будет дифференцированный зачет. Все, что вы сумеете выучить, то ваше. Что пропустите, проболеете ну, что же, я предупредил.
Ладно, сказал отстраненным, очень деловым тоном. Мой предмет называется «аналитическая специальность», а меня зовут Дмитрий Дмитриевич, если вы забыли. На протяжении семестра я обычно не пишу докладных, но в конце семестра будет дифференцированный зачет. Все, что вы сумеете выучить, то ваше. Что пропустите, проболеете ну, что же, я предупредил.
Сашка горько улыбнулась:
Спасибо. Очень доходчиво.
Николай Валерьевич Стерх, он пропустил ее сарказм мимо ушей, займется с вами работой над ошибками. Первое индивидуальное занятие с ним сегодня, в шесть вечера, в четырнадцатой аудитории, как обычно. С собой возьмите блокнот и ручку.
А Олег Борисович Сашка с неожиданной теплотой вспомнила сейчас Портнова, больше не будет с нами работать?
Олег Борисович преподает специальность начинающим, все так же отстраненно проговорил Физрук. У него теперь новые первокурсники. Кстати, хорошо, что вы напомнили
Он встал, открыл знакомый шкаф, снял с полки стопку книг, потертых, с надорванными и подклеенными корешками:
Повторенье мать ученья, хотя в вашем случае я бы не обольщался.
Что я сделала не так? прошептала Сашка. На экзамене?
Все вы сделали как надо, Физрук положил книги перед ней на столешницу. Вы не та, за кого мы вас принимали, вот в чем ошибка.
Почему за вашу ошибку наказывают меня?!
Да кто же вас наказывает
Голос Физрука прозвучал очень по-человечески. Его лицо на долю секунды стало живым, даже страдающим, даже симпатичным и снова превратилось в неподвижную маску с черными глазами-дырами. Сашка съежилась.
Никто вас не наказывает, с горечью и досадой продолжал Физрук. Вы очень опасны. Вы оружие либо орудие жуткой мощи. Вы убийца реальности, Саша, и разрушитель грамматики, и я сделаю все возможное, чтобы вы никогда больше не прозвучали. А так он на секунду запнулся, вы прекрасная девушка, и я вам не враг. Впрочем, я это уже говорил.
Когда она вышла из первой аудитории, до конца обеденной перемены оставалось еще несколько минут, холл пустовал, зато внизу, в столовой, слышались голоса. Не хочу оправдываться, ожесточенно подумала Сашка. Не хочу ни с кем объясняться, что я вам, козел отпущения?!
Табло с расписанием выглядело совершенно по-другому, чем два часа назад: квадраты и прямоугольники групповых занятий исчезли, остались только узкие ленточки индивидуальных. Сашка отыскала свою фамилию в списке и увидела единственное занятие сегодня, в шесть вечера индивидуальное занятие со Стерхом. Он мне все объяснит, подумала Сашка с надеждой, такой же яростной, как недавнее раздражение. Он разъяснит мне про «убийцу реальности». Хотелось бы верить, что Физрук пошутил, но в этом Институте не так много шутников
Девушка!
Сашка резко обернулась. Полная женщина в белой блузке стояла в дверях деканата, упершись в бедра пухлыми руками:
Это вы Самохина?
Да, пробормотала Сашка. Она смутно помнила эту женщину Или другую такую же? С сотрудницами деканата Сашка никогда не вела ни дружбы, ни вражды, ей не приходилось, как некоторым студентам, носить в деканат справки о составе семьи и упрашивать о начислении стипендии с тройками
Зайдите, сказала женщина повелительно. Я должна за вами бегать, что ли? В общежитие за вас кто поселится, а?
На месте старого общежития, двухэтажного деревянного барака, стояло теперь новое здание, кирпичное, с тремя этажами. Вдоль второго и третьего этажей тянулись железные балконы, кое-где увитые чахлым виноградом.
Сашка вспомнила: на втором курсе, после зимних каникул, Фарит Коженников привел ее на съемную квартиру в мансарду, которую Институт выделил ей как отличнице. Это были странные и счастливые дни, когда Сашка впервые поняла, что учеба ей в радость, что мир, который готов ей открыться, прекрасен и гармоничен. Она, по словам Коженникова, «распробовала этот мед»
Сашка потянула на себя тяжелую железную дверь с магнитным замком не работающим. В холле не было дежурного, и не было привычной стойки с ключами. Все новое: мягкий диван и кресла, на стене плазменная панель, фикусы в огромных круглых кадках. Необычную тишину подчеркивала трансляция новостей на экране, без звука: толпились люди в странных одеждах, разевали рты в неслышном крике. Опрокидывались машины, дергалась камера в руках снимающего; Сашка почувствовала исходящее от экрана напряжение, ей захотелось погасить экран или хотя бы переключить канал. Но никакого пульта поблизости не было, шнур втыкался в розетку высоко позади экрана, и Сашка с опозданием вспомнила, что можно ведь просто не смотреть. Никто не заставляет.