Пот катился по лбу, тонкий свитер прилип к спине. В аудитории было тихо, будто в вакууме, никто, кажется, не дышал. Сашка осознала, что сидит в куртке, что ей жарко, что под влажным свитером чешется кожа. Что резинка стягивает волосы, что во рту пересохло и мучит жажда, и все сильнее хочется в туалет. Тело, в котором Сашка заперлась, будто в крепости, предъявляло на нее права но, как ни странно, сейчас это оказалось единственной защитой от того, что было написано на доске.
Она сидела, съежившись, прижав руки к лицу, пока не прозвенел звонок.
Когда, вымыв руки, покачиваясь, как в тумане, она вышла из туалета в коридор снаружи ее ожидали. Ей показалось это верхом унижения вот так толпой стоять у двери женского сортира? Все семнадцать человек? И Костя?
Привет, сказала она сквозь зубы.
И снова увидела себя их глазами: привидение из прошлого. Нарушение правил и традиций, пусть жестоких, но всеобщих, обязательных. Чудо, пусть радостное, но зато несправедливое. Ей показалось или нет они то и дело заглядывают ей за плечо, будто ожидая, что оттуда появится Женя Топорко?!
Если хотите знать, сказала Сашка с вызовом, я с удовольствием поменялась бы с Женей местами!
Костя с силой провел рукой по лбу, будто желая стереть неприятную мысль или воспоминание. Лиза криво ухмыльнулась: не оправдывайся, говорила ее ухмылка. Мы-то знаем, что ты особенная, отличница и любимица. Теперь не жди от нас пощады.
Физрук велел тебе вернуться в аудиторию, тихо сказал Андрей Коротков. Лучше не задерживайся.
Пару секунд Сашка выбирала из двух зол дальше объясняться с ними или идти туда, где на доске нарисована символическая конструкция, готовая расчленить ее заживо. Потом зажмурилась и, не открывая глаз, слегка натыкаясь на стены, побрела в аудиторию номер один.
Стоя в открытой двери, все еще слепая, она поняла, что схемы на доске больше нет. Поглядела одним глазом, осторожно, и убедилась, что права: доска была чиста, как двор после снежной ночи. Сашкин рюкзак сиротливо валялся на полу под окном, Физрук кличка, похоже, так к нему и приклеилась сидел на преподавательском месте:
Что за манера убегать, пока вас не отпустили с занятия?
Мочевой пузырь, проговорила Сашка сквозь зубы.
Сочувствую, он поманил ее рукой, указал на стул в первом ряду. Сюда.
Сашка, как обороняющаяся армия, отступила к окну, к своему рюкзаку. Он покачал головой:
Нет, не туда. В первый ряд вот так.
Он потянулся, будто ему было тесно в его нынешней оболочке. Сашка боком втиснулась за стол: она тоже его отлично помнила. Дим Димыч был одной из немногих радостей на первом курсе, особенно для девочек: все верили, что он добрый, веселый, чуть глуповатый, но очень понятный. Обычный, заурядный даже, но надежный. Поток тепла и сочувствия в жутком мире Института. Теперь у Сашки было такое чувство, что в конфетном фантике ей преподнесли не камень даже яд.
Я помню вас почти ребенком, первокурсницей, заговорил он неторопливо, будто разглядывая ее мысли на просвет. Не то чтобы я был сентиментален Нет. Я, как вы понимаете, вне человеческой эмоциональной сферы. Но отлично знаю, что такое эмпатия, без этого с младшекурсниками сложно работать. Вы понимаете, да?
Сашка кивнула, глядя вниз.
Если я скажу, что я вам симпатизирую, он подбирался к сути, что мне вас жаль это не будет имитацией. Точнее, не только имитацией Так вот: я был против того, чтобы возвращать вас в Институт.
От неожиданности она посмотрела ему прямо в зрачки и тут же снова отвела взгляд, содрогнувшись.
Дело не в том, как я к вам отношусь, заговорил он после паузы. Дело в вас. Обучать вас по программе четвертого курса все равно что бегать с факелом в пороховом хранилище, простите мне избитую метафору
Почему? быстро спросила Сашка. Почему?!
Вас не научили слушать, не перебивая? он на секунду сделался похожим на Портнова. Сашка прикусила язык.
Я понимаю мотивы вашего куратора, размеренно продолжал Физрук. Но категорически с ним не согласен. Я не могу отказаться вас учить, все-таки я на работе. Но не ждите, что я буду возиться с вами и нянчиться, как это прежде делали ваши педагоги. А вы тем временем много пропустили. У вас истончена информационная составляющая и гипертрофирована физиологическая. Вплоть до того, что вы не владеете собственным мочевым пузырем
Сашка представила, что ее рот заклеен липкой лентой. Очень трудно было сейчас сдержаться.
Я это говорю не для того, чтобы вас унизить, он читал ее, как вывеску. Я вам не враг и не желаю вам зла. Но программа четвертого курса очень сложна. Зачем далеко ходить вы сами сегодня в этом убедились.
Он выдержал паузу, будто намеренно испытывая ее терпение. Остался, по-видимому, доволен. Заговорил очень медленно, будто подчеркивая каждое слово:
По моим расчетам, без дополнительных занятий вы не до-существуете до диплома.
Невидимая липкая лента, залепившая Сашкин рот, лопнула и даже, кажется, затрещала:
Скажите это моему куратору!
Я говорил, он не удивился, будто только и ждал этих слов. Весь педагогический коллектив не сумел убедить Фарита Коженникова, что вас нужно оставить в покое и не тыкать зажигалкой в ядерную бомбу Но кто знает, может быть, у вас получится? Попробуйте найти к нему подход.