Простая защита, он выложил круглую бляху из лунного серебра, покрытого тонким слоем позолоты. Выдержит прорыв до третьего уровня. Выше пока быть не должно, хотя
Пара колец с поглотителями.
Если не по размеру будут, подгоним.
А Васин поскреб шею. На шнурочек можно?
Можно и на шнурочек, главное, чтобы с кожей контакт был.
Тот кивнул и все же присел на краешек кресла. От Васина пахло дымом и казармой, причем запах был застарелым, въевшимся, что называется, в шкуру.
Так он неловко поерзал и, сам своему счастью не веря, поинтересовался: Оставляете?
Так останетесь? Глеб разглядывал две цепочки, прикидывая, которая из них будет достаточно длинной, чтобы охватить запястье Васина.
А то меня ж того, поперли опять на Миркину шею. Вы не подумайте. Я деток люблю. Я всех наших растил, только ж остались мы с Миркой.
Остальные?
Не то чтобы перипетии чужой жизни так уж интересовали Глеба, скорее самому Васину хотелось выговориться.
Кто еще в маленстве мамашка у нас того, рожать рожала, ветерок подует, она уже брюхата. От кого, хрен ее знает. У нас на веске ее не любили. Бабы били пару раз. Дерьмом вороты мазали. Мирка говорил, что и у вас.
И у нас.
Караулы надо поставить. Толку чуть, да все занятие. Они у вас от безделья бесятся. Дети же ж трое или четверо уже не помню, но кто мертвым родился, кто в первый год отошел. Баська кривенький был, вечно по зиме застужался. Я ж тогда с силой не больно ладил, уж после, на границе, наловчился чего, а тогда и знать не знал, что магичить могу.
Силы в нем было полторы капли. И вряд ли Васин был способен на что-то серьезное.
Вот и не сумел. Тасика свиньи затоптали. Моя вина, не доглядел. Когда бабка живая была, то еще перебивались. А там совсем тошно стало, вот и пошел в батраки, а Тасик любопытный был, вечно лез куда ни попадя.
Он рассказывал о своей жизни просто, не таясь.
Калимка под весну от голода я ей кашу толок с корой, у ней живот поднялся. Ходил, просил только кто ж даст? У всех свои потом еще Ефимка была, так седьмой годок пошел, когда в речку свалилась. Мирка со мной батрачил. Мы ж, почитай, погодки. Он толковый. Читать сам выучился. Писать тоже. К батюшке нашему бегал. Мамка ругалась, батюшка-то ей не раз пенял, что, дескать, живет не по-божески. Но ей чего? Бражки выгонит и в загулы Я Мирке говорил, чтоб батюшки держался. При церкви небось всегда местечко сыщется. Так нет же ж Потом уж я в артельные пошел. Думал, годок отработаю, появятся деньжата, так хатку какую попроще попрошу, заберу молодших.
Он рассказывал о своей жизни просто, не таясь.
Калимка под весну от голода я ей кашу толок с корой, у ней живот поднялся. Ходил, просил только кто ж даст? У всех свои потом еще Ефимка была, так седьмой годок пошел, когда в речку свалилась. Мирка со мной батрачил. Мы ж, почитай, погодки. Он толковый. Читать сам выучился. Писать тоже. К батюшке нашему бегал. Мамка ругалась, батюшка-то ей не раз пенял, что, дескать, живет не по-божески. Но ей чего? Бражки выгонит и в загулы Я Мирке говорил, чтоб батюшки держался. При церкви небось всегда местечко сыщется. Так нет же ж Потом уж я в артельные пошел. Думал, годок отработаю, появятся деньжата, так хатку какую попроще попрошу, заберу молодших.
Не вышло?
Васин покачал тяжелой головой.
Погорели мы с Миркой остались. Он мне тогда и отписался. Нализалась, шалавища, и забыла про печку. А там Мирка уже прибег, когда крыша посела. Все, кто был
Стиснулись кулаки, и Васин встряхнулся.
Да то дело давнее. Потом уж Мирка придумал в пластуны идти. То есть сперва в армию, а там и на границы. Платили хорошо. И служилось добре. Когда б дураком не был бы, я б
Васин взглянул искоса.
Да чего уж теперь, и то хорошо, что без каторги. Мирка нашел, как договориться, деньги-то все, что скопил, ушли. И мои. И его. Зато вот он за мною ушел. Устроился хоть в полицию. А мне с этакою рожей куда? В армии-то неплохо и кормили, и одежу давали, и призовые. Эх он махнул рукой, расстраиваясь вновь собственной своей глупости, из-за которой пришлось расстаться со столь замечательным местом, как армия.
Где? Глеб коснулся своего лица.
Так кужинцы подрали. Напоролся на целое кубло, одних пожег, другие-то постарались. Пока наши подошли, прям в лохмотья. Потом наш полковой целитель дюже матюкался.
Кужинцы, или тряпичники, мелкие твари, заводившиеся на месте свежих погостов. Юркие. Наглые. И плотоядные. Притом что зубы их острые оставляли болезненные раны, которые часто воспалялись, а внешнему воздействию поддавались плохо.
Вы не думайте, спокойно и серьезно произнес Васин, потянув за шнурок, на котором уже висел крест и простенький, скрученный из пары ниток амулет. Силы в нем не было, но такие делают девицы, чтобы сберечь суженого. Я детишек не обижу.
А из трактира из-за чего ушел?
Выгнали, Васин стиснул потрепанные веревки. Там один из постоянных Ульянку задирал. Разносчицу. Она ж совсем одна. Сиротка Этот и взялся вязаться. За руки хватал. Лапать полез. Я его и того выдворил. Он кричать. Нехорошо получилось. Может, у вас еще местечко будет? Ульянка девка справная, тихая, работящая.