В обойме блеснули патроны.
— Откуда у тебя патроны? У всех только по три. Тебе их дали, чтобы убить меня?
Солдат помолчал. Потом произнёс:
— Шила в мешке не утаишь. Купил я их, господин взводный. Купил на собственные деньги. «Береженого Бог бережет», — говорит народ себе в рукав. Когда меня бросили на западный фронт, я получил винтовку без ремня с тремя патронами. «Плохо мне придётся — голым пузом на штык идти», — подумал я. Подвязал штаны веревкой, ремень к винтовке приспособил. Смотрю, рядом со мной стреляет в изетбе-говичевцев один парень из отрядов Фикрета Абдича. Весь в новеньком, с иголочки, ремни скрипят, на боку гранаты, а патронов — сколько хочешь.
— Дай немного, — говорю ему, а он мне отвечает:
— И слепой денег просит, а не зрения! Не дам. Купи себе, как я купил.
— А у кого ты купил? — изумился я, и он ответил такое, что у меня вся Босния вокруг головы завертелась:
— У того, у кого не было и у кого не будет. У сербов твоих, вот у кого. А у кого бы ещё?
— На Бога надейся, а сам не плошай, — подумал я тогда, господин взводный, да и купил. У наших купил. Вот откуда у меня патроны.
Я слушал его, оцепенев от изумления, потом очнулся и приказал:
— Полезай в джип, — а сам, схватив его винтовку, сел рядом и взял его на мушку. — Поехали!
— Все Господь превозможет, даже саблю острую. Куда, господин взводный?
— На автостраду.
— Только не на автостраду. Господом Богом молю вас! У жизни один отец, а у смерти им несть числа… Автострада в руках хорватов, там их полно. Если они вас схватят, ложкой глаза выковыряют.
— Почему именно мне, а не тебе?
— Ну, я ещё погуляю. Меня не тронут.
— Как так?
— Посудите сами. Повар раздаёт кашу, а Бог — счастье. У вас в военном билете, хоть вас и мобилизовали, написано, что вы доброволец, а в моём нет. Когда ребята с той стороны таких, как вы, ловят, они расстреливают их на месте. Поэтому вам наши так и написали, чтобы вам не захотелось дезертировать.
— Дезертируешь ты, раз тебя мобилизовали, а я — доброволец…
Сквозь утро мы продвигались по автостраде Белград — Загреб пустой, как взлётно-посадочная полоса. Я пытался найти по радио какую-нибудь музыку. Отзывалась лишь изголодавшаяся вечность.
— Что вы со мной сделаете, господин взводный?
— Узнаешь, когда кончится бензин, — ответил я и вышвырнул его винтовку на дорогу.
— Вам больно, господин взводный? — снова завёлся он. — Сделайте три вдоха, а потом задержите дыхание. Тогда рана не будет беспокоить…
— Кто тебе приказал убить меня?
— Что я слышал, недослышал, что видел, не разглядел, что знал, не понял. Никто.
— Врёшь!
— Враньё цветёт, да плодов не даёт. Никто, я же сказал вам. Я сам решил.
— За что?
— Хороший слуга лучше плохого царя… Вы всё тянули с приказом наступать. А если до завтра мы не начнём действовать, моё село и все мои родственники попадут в руки хорватов или иранцев. И что их тогда ждёт, вы сами знаете. Замучают.
— Как мы можем атаковать, если у нас патронов нет? Только у тебя полный магазин. Горючего в танке и на полчаса не хватит.
— Не танк нас купил, а мы его! — произнёс он в тот самый момент, когда мотор закашлял и машина остановилась.
Не обращая больше внимания на солдата, я медленно спустился с дороги. Он побежал назад, надеясь подобрать свою винтовку, а я углубился в лес… В холод, по которому никогда не летают птицы.