В благодатные времена вторичного расцвета одесской киностудии в «перестроечные» годы осветитель Коля Родокан выпивал, но в наркомании замечен не был. Актер Веденяпин мог лично это подтвердить. Сам неоднократно составлял компанию «по выпивону» с радушными осветителями в их уютном особнячке на территории студии. Вот такие метаморфозы судеб некоторых реальных прототипов персонажей данной повести.
Трудник Веденяпин, к слову сказать, не выдержал аскетичной монастырской жизни Соловков и сбежал с острова на туристическом теплоходе, вернулся к мирской, безобразной, разгульной и разрушительной актерской житухе вольного художника.
Вернемся в лихие девяностые двадцатого века, когда Рома Веденяпин вел беспутную, но творческую жизнь. Кривая его судьбы выталкивала из бытовой трясины, пыталась вынести фигляра на совершенно иную, глубокую и серьезную актерскую, возможно, и писательскую стезю.
Когда начинаешь уважать историю Отечества, воспринимать как свою собственную, начинаешь ее понимать и принимать в самых потаенных уголках своей души, проникаешься этой самой историей, будто реальностью, прожитой самим в иной жизни.
Случайное совпадение, что Веденяпин именно в Одессе прочел строки о своем возможном далеком предке, необычайно вдохновило актера на дальнейшую, более глубокую работу над образом господина Шацкого. Творческому куражу Романа не было предела. Но это не выглядело примитивным комикованием. Была серьезная проработка образа и роли.
Режиссер фильма, пенсионер из старожилов одесской киностудии, поначалу воспротивился наглому «искажению» сценария «москалём» и был весьма недоволен каждым новым штрихом в образе Шацкого. Не переснимать же, в самом деле, первые эпизоды фильма из-за того, что филер, романтик, историк Шацкий из заштатного, скучного скромняги бухгалтера вдруг превратился про ходу действия в трогательную и смешную пародию на преподавателя Ришельевского лицея времен порто-франко Одессы4.
Генеральный продюсер Берестов, теневой бизнесмен с отменным чувством юмора, неожиданно для всей съемочной группы нашел идею Веденяпина по расцвечиванию образа господина Шацкого занятной и великодушно разрешил продолжать съемки, не смотря на откровенные паясничания Ромы. Нудная детективная мелодрама выруливала в криминальную комедию.
Осветители откровенно хохотали, когда телохранители мусорщика Гриши вышвыривали профессора в кусты, дабы архивная крыса не мешала свиданию возлюбленных. Упертый живчик Шацкий поднимался на ноги с витиеватой, но гордой фразой, типа, «милостивые государи, я не бретер и не ищу никого провокировать, но сделайте честь разменять со мной пару пуль». И швырял лайковую перчатку в лицо наследника мусорного патрона бандитской Одессы. Чтобы перчатка долетела и попала по назначению, Роман на втором дубле подсыпал внутрь щебёнку. После меткого и болезненного попадания тяжелым снарядом в лицо партнера Веденяпин Шацкий с достоинством заявил: «Извольте, сударь, драться на шести шагах расстояния».
На съемочной площадке, при таком удачном дубле, давились от смеха все, даже мрачный режиссер, оценивший комический талант актера. В обмороке лежала одна лишь сценариня, у которой окончательно и бесповоротно разрушили тягучую и слезливую мелодраму.
На съемочной площадке, при таком удачном дубле, давились от смеха все, даже мрачный режиссер, оценивший комический талант актера. В обмороке лежала одна лишь сценариня, у которой окончательно и бесповоротно разрушили тягучую и слезливую мелодраму.
На третьем дубле разбили перчаткой со щебнем нос исполнителю роли Фишберга. Съемки прервали. Впервые за две недели кинематографических трудов объявили выходной.
Чтоб не вызвать нареканий начальства своей безумной выходкой и травмой партнера, Роман, не снимая игрового костюма, шитого под сюртук коллежского асессора, сбежал со двора киностудии и удалился в город, чтобы попить пивка в гордом одиночестве.
Проникновение
Веденяпин намеревался расслабиться за пару дней, подавить в себе чувства бездарности, неудачника и лишнего на чужом празднике жизни. Весь лихой актерский кураж на съемочной площадке давался с большим трудом и требовал непомерных затрат нервной энергии. Организм, за пятнадцать зрелых лет отравленный спиртным, и душа, растревоженная подзабытым талантом фиглярства, требовали испить не дешевой сивухи местного разлива, не портвейна в «три семерки» традиционного пойла вольных художников, не палёной водки «в три наката без закуски», а приятного, охлажденного украинского пивка «оболонь». Выпить неторопливо и культурно, сидя в бархатных ресторанных креслах, не переминаясь с ноги на ногу у столика-грибка в забегаловке «Кавказ» близ киностудии, где готовили вкусное, наваристое харчо, лобио и хинкали, но посетители неловко мостились на неудобных насестах высоких столиков или уныло топтались рядом.
Роман решил потратить последние деньги «с толком и с оттяжкой», в приятных прогулках под каштанами и акациями любимой и неповторимой Одессы. Актер планировал растянуть удовольствие: попить пиво в парке на Дерибасовской, затем на Морвокзале, любуясь красотами порта и «гривастого» прибоя на дамбе Воронцовского маяка. Пивную прогулку он намеревался усилить рюмочкой ледяной водочки в баре гостиницы «Красная», что на Пушкинской. Завершить вояж хотелось в новом пивном баре на Большой Арнаутской, где по сносной цене давали свежих, вареных раков. Таков был оптимистичный план загулявшего актера.