Эта мысль, скользнувшая где-то на краю сознания, постепенно обретала кровь и плоть и заставила меня резко приподняться. Раскалывающаяся голова закружилась, напоминая о себе, но я почти ничего не чувствовала. Как лунатик, почти не осознавая своих действий, встала, ощущая босыми ногами холодные плиты пола, и, пошатываясь, будто в стельку пьяная, фурией понеслась к выходу, с неожиданной силой толкнув тяжеленную дверь.
Рядом послышался тихий лязг то вытянулись струной два приставленных к двери стражника. А заметила я это только потому, что прямо передо мной, преграждая путь, возникла, присев в книксене, тучная опрятная женщина средних лет в тусклом безыскусном платье и в чепце.
Светлой ночи, эстресс, грудным голосом поприветствовала она, нарочно преграждая мне дорогу, Вас не велено выпускать.
Не удержавшись, отчётливо скрипнула зубами. Под замок посадили, значит
В душе бушевал такой безумный гнев, что я и скалу снести смогла бы.
Попробуете остановить? Зло оскалбилась я, стараясь выглядеть заправской злодейкой.
Такие трюки вообще не в моём духе: я просто сделала ставку на то, что император не донёс до подданых информацию о том, что силой Меллиара я не распоряжаюсь.
А вы думаете, не сможем? Хмыкнула женщина, Интересно, почему бы это?
Хотя бы потому, что я избранница Меллиара, и уж поверьте, сейчас мне жалко никого не будет, Ещё более хищно «улыбнулась» я, А так можно ограничиться тем, что я просто поговорю с мужем. На последнем непривычном (а в данных обстоятельствах и неприятном) слове я даже запнулась.
Надзиратели испуганно и неуверенно переглянулись меж собой, а я, воспользовавшись их замешательством, быстрым резким шагом поспешила дальше.
Стойте, эстресс! Вслед мне, догоняя, запричитала надзирательница, Его высочество сейчас на балу, а вы в сорочке и халате!
Я даже не взглянула на себя, напротив, ускорила шаг. На балу?! Праздник, ну да
Перед глазами не осталось ничего, кроме красной пелены, и чёрно-багровой ярости в душе.
Плутала я минут десять. Но потом искомый коридор, украшенный магическими бриллиантами, всё-таки нашёлся, и я, отцепившись от пытавшихся меня остановить мальчиков-лакеев, ворвалась в сверкающий зал.
В шуме, среди танцев, музыки, разговоров и шелеста платьев, меня заметили не сразу. Но вот одна голова повернулась, затем другая. Не то, чтобы неожиданно: полагаю, сложно не заметить всклоченную, белую, как мел рыжую девицу с красными от слёз полыхающими глазами, опухшим лицом, распущенными волосами и в одной только белой атласной сорочке в пол и в халате (благо, всё стратегически важное прикрывало). Все эти шепотки, взгляды, возгласы в свою сторону я отмечала лишь краем затуманенного сознания, в десятый раз обводя взглядом зал. Дражайший муженёк обнаружился под папочкиным крылышком, то есть на предназначенной для императора ложе.
Выбежав из зала, провожаемая множеством взоров, я, оглядевшись, завернула за угол и побежала к лестнице, которая, как подсказывал мой лихорадочно работающий мозг, вела к той ложе.
Пролетев какую-то промежуточную комнату, я выбежала из-за угла и скользнула в раскрытые двери так быстро, что стоящая рядом полусонная стража не сразу отреагировала. Охрана «подцепила» меня под руки только тогда, когда я уже была рядом с «виновниками торжества».
Император, проткнув меня ледяным взглядом, сделал знак страже и те отпустили меня. Но не успела я и рта раскрыть, как уже муженёк схватил меня чуть ниже локтя так, что синяки точно останутся, и потащил прочь, остановившись только в коридоре и с такой силой толкнув к стене, что я чуть не ударилась затылком.
В чёрных, как ночь, глазах, хрустел лёд. Кстати сказать, это почти единственное, что осталось от привычного облика Вернера. Теперь передо мной стоял широкоплечий, явно очень сильный пепельный блондин с длинными волосами, заплетёнными в какую-то особую косу, с резковатыми чертами лица и тонкой полоской вечно поджатых губ.