Вы должны немедленно расплатиться за вашу жену, иначе с вас будет взыскан штраф.
О Господи! Откуда у меня могла появиться жена?
Срочно хватаю на улице такси и мчусь в гостиницу. Там выясняется, что Дашенька в мое отсутствие проснулась, проголодалась и, представившись моей женой, позавтракала в ресторане «Пауланер» при отеле и прошла полный курс спа-процедур за мой счет.
Я отдаю почти все полученные от нефтяного магната деньги сотруднице отеля, лепечущей: «Дарья Анатольевна, какой у вас муж заботливый, все для вас, ничего для себя!» Даша поддакивает: «Да, он у меня такой».
Ну что, теперь твоя душенька довольна? иронически спрашиваю я.
Нет, лапочка, серьезно отвечает Даша. Я хочу ещё мяса Вагью отведать.
Оказывается, ей кто-то в гостинице рассказал, что неподалеку в фешенебельном ресторане готовят такое австралийское деликатесное блюдо. Я беспрекословно веду Дашу в ресторан, заказываю блюдо и выхожу якобы к ближайшему орешнику т.е. банкомату за деньгами. Оказавшись на свободе, сажусь в первый попавшийся автобус и еду, куда глаза глядят. У меня в кармане Дашин паспорт, деньги, билеты на самолет.
Ездил я по городу часа три, пока не стемнело. Вернувшись в ресторан, обнаружил Дашу неподвижно сидящей над тарелкой с драгоценным стейком. «Андрюша, я мясо сохранила для тебя», пролепетала она, увидев меня.
Я спокойно расплатился с официантом, демонстративно выбросил деликатесный стейк в мусорное ведро и под ручку увел Дашу из ресторана к машине, готовой отвезти нас в аэропорт.
Всю дорогу домой никто из нас не сомкнул глаз и не сказал ни слова.
Зато у меня написались стихи о возвращении домой, конечно.
* * *
Это время настанет, настанет, поверь,
Постучишься ты в дом, позабытый в скитаньях,
И откроют старинную грубую дверь
Руки матери, старые, в тёплом сиянье.
Ты войдёшь, снимешь жизнь, словно плащ, в тишине,
Снег стряхнешь с неё, белый, как волосы мамы,
Позабудешь о боли, о жизни-войне,
Помня только о ласке, о трепетной самой.
И ладонь, так тепла, и стара, и мягка,
Прикоснётся к тебе Ты уснешь, убаюкан,
Съев лишь хлеба ломоть и испив молока,
Ты уснёшь, сжав ладонями мамину руку
Только ночью ты вдруг зарыдаешь во сне,
Горько, дико рванёшься ты прочь из потёмок,
Дети ведь не смеются во сне, в тишине,
Только плачут А ты ты почти как ребёнок!
И как будто волненьем не стиснута грудь,
И дорога не пройдена до половины,
И в тумане кремнистый не светится путь,
И не ждут в Гефсимании, плача, маслины
Только когда мы прилетели в Омск, обнаружилось, что мой багаж был доставлен вместе с нашим рейсом, а Дашина огромная сумка, которую она за всю неделю ни разу при мне не открыла, по ошибке была отправлена из Питера куда-то в Тьмутаракань.
Ездил я по городу часа три, пока не стемнело. Вернувшись в ресторан, обнаружил Дашу неподвижно сидящей над тарелкой с драгоценным стейком. «Андрюша, я мясо сохранила для тебя», пролепетала она, увидев меня.
Я спокойно расплатился с официантом, демонстративно выбросил деликатесный стейк в мусорное ведро и под ручку увел Дашу из ресторана к машине, готовой отвезти нас в аэропорт.
Всю дорогу домой никто из нас не сомкнул глаз и не сказал ни слова.
Зато у меня написались стихи о возвращении домой, конечно.
* * *
Это время настанет, настанет, поверь,
Постучишься ты в дом, позабытый в скитаньях,
И откроют старинную грубую дверь
Руки матери, старые, в тёплом сиянье.
Ты войдёшь, снимешь жизнь, словно плащ, в тишине,
Снег стряхнешь с неё, белый, как волосы мамы,
Позабудешь о боли, о жизни-войне,
Помня только о ласке, о трепетной самой.
И ладонь, так тепла, и стара, и мягка,
Прикоснётся к тебе Ты уснешь, убаюкан,
Съев лишь хлеба ломоть и испив молока,
Ты уснёшь, сжав ладонями мамину руку
Только ночью ты вдруг зарыдаешь во сне,
Горько, дико рванёшься ты прочь из потёмок,
Дети ведь не смеются во сне, в тишине,
Только плачут А ты ты почти как ребёнок!
И как будто волненьем не стиснута грудь,
И дорога не пройдена до половины,
И в тумане кремнистый не светится путь,
И не ждут в Гефсимании, плача, маслины
Только когда мы прилетели в Омск, обнаружилось, что мой багаж был доставлен вместе с нашим рейсом, а Дашина огромная сумка, которую она за всю неделю ни разу при мне не открыла, по ошибке была отправлена из Питера куда-то в Тьмутаракань.
И тут я испытал ликующее чувство полного отмщения за все понесенные мной финансовые и моральные утраты. Под сводами аэропорта раздался пронзительный Дашин крик:
Андрей, у меня украли чемодан с прокладками-и-и!
Но радость была недолгой. Через несколько минут я уже писал под Дашину диктовку текст телеграммы в Пулково: «19.09.2013 у меня, Тузикова Андрея Вячеславовича, в аэропорту Пулково был украден чемодан с прокладками с надписью Шугаева Дарья на бирке. Прошу доставить его в Омск на почтовый адрес Дулаковой Дарьи Анатольевны»
Кто из нас двоих дурнее если честно, не знаю. В любом случае, доставили Даше чемодан или нет знает один Бог. Я более в её гостеприимный дом не заходил. Слишком много счастья для меня одного
Все счастливые писатели похожи друг на друга, каждый несчастный писатель несчастен по-своему.